Тайный дневник Марии-Антуанетты

Наконец-то у меня появилось ощущение, что я снова могу спокойно писать в своем дневнике, не рискуя, что кто-то прочтет мои записи. Я нашла новое и безопасное место для его хранения. С того момента, когда я открывала его в последний раз, прошло шесть месяцев, но я делала короткие пометки на клочках бумаги и прятала их в большой желтой китайской вазе, в которую никто никогда не заглядывает и не поднимает, чтобы вытереть пыль, поскольку она слишком тяжелая.

А теперь я перечислю самые важные из своих коротеньких – записей.

Во-первых, были уволены две сотни слуг, чтобы сократить расходы на содержание моего двора. Некоторые из этих уволенных были уличены в воровстве. Во-вторых, я снова беременна. В-третьих, у нас прошли настоящие ливни, намного сильнее обычных. Кажется, небеса разверзлись и обрушились на землю дождем. В-четвертых, произошла страшная авария воздушного шара где-то в проливе Ла-Манш между Англией и Францией, в проливе, который мы называем Рукавом. Это произвело на всех гнетущее впечатление. Таковы наиболее значимые события.

2 февраля 1786 года.

Я с содроганием читаю последние полученные от Акселя письма.

«Мой любимый маленький ангел, – пишет он, – в мае я возвращаюсь с Густавом в Стокгольм. Мне предстоит уладить некоторые вопросы семейного характера, которыми я и так пренебрегал слишком долго».

Что еще это может означать, кроме того, что он намерен жениться на Маргаретте фон Роддинге? Сердце у меня готово разорваться от горя.

Он женится на ней, и они станут жить вместе. В конце концов он полюбит ее, а я превращусь лишь в туманное воспоминание. У них будут дети, он превратится в любящего отца и мужа. А я больше никогда не увижу его.

24 апреля 1786 года.

Я прихожу в свою импровизированную деревушку в Маленьком Трианоне и помогаю высаживать растения. Это идет мне на пользу. Живот у меня снова раздулся, и новый ребенок должен появиться на свет уже через три месяца. Но я все еще могу передвигаться по вспаханным полям вместе со своими крестьянами-арендаторами и бросать семена в землю. Воздух напоен ароматом цветущих яблонь, и я вспоминаю, как матушка брала меня на руки, когда я была совсем еще маленькой, и выносила в фруктовый сад, как только зацветали деревья. Под крышами крестьянских домиков свили гнезда ласточки, и оттуда уже доносится чириканье маленьких птенцов.

Повсюду видна новая жизнь, все растет и стремится к небу, солнцу и свету. Но внутри дворца в глаза бросаются упадок и разрушение. Лишь мои апартаменты, которые я распорядилась отремонтировать перед самым рождением Луи-Иосифа, все еще сохраняют блеск и величие. Но если всмотреться пристальнее, то и здесь можно заметить отслаивающуюся краску и голые пятна на стенах в тех местах, где позолоту соскабливали ножом, чтобы продать. Исцарапанные полы и поломанная мебель все еще ожидают ремонта. Ковры покрыты многочисленными пятнами. Повсюду ощущается запах тления, особенно в те дни, когда идет дождь.

В моих апартаментах еще вполне можно жить, как, впрочем, и в больших залах и приемных. Зато сотни остальных комнат в огромном Версальском дворце пребывают в руинах и запустении, стены в них покрыты плесенью, а по мраморным полам шныряют крысы и мыши, которые уже обгрызли парчовые диваны и резные ножки столиков. Через дыры в прохудившейся кровле внутреннее убранство дворца заливают зимние дожди. Каждый год приходится запирать все новые комнаты. Придворные и слуги вынуждены снимать дорогостоящее жилье в городе, чем самым бесстыдным образом пользуются владельцы гостиниц и пансионатов. Давно пора что-то делать с этим запустением, но поскольку денег на ремонт и реставрацию катастрофически не хватает, предпринять что-либо реальное не удается.

21 мая 1786 года.

Нынешней весной по коридорам дворца разносится одно страшное слово – «банкротство». Больше ни у кого не осталось денег, все занимают друг у друга. Слугам уже давно не выплачивается жалованье, поэтому они решили, что могут воровать мебель, произведения искусства и всякие безделушки, даже кружевные оборки с моих платьев. Золоченые кисточки с занавесей и драпировок срезаны уже давным-давно. В моду повсеместно входят стальные пряжки на башмаки и стальные же пуговицы – не только потому, что они «республиканские» и оттого стильные, но еще и потому, что слуги украли все золоченые пряжки и украшенные драгоценными камнями пуговицы. Найти и покарать воров не представляется возможным, их слишком много. Воровство – одна из неприятных реалий нашей жизни, и оно способствует распространению подозрений и недоверия.