Тайный дневник Натальи Гончаровой

Задолго до нашего брака он уже развлекался тем, что завоевывал сердца как почтенных пожилых дам, так и совсем юных девиц, но исключительно платонически, дабы удовлетворить свое интеллектуальное сладострастие. Я так никогда и не смогла понять, сжигало ли его стремление к любовным победам подобно обычному дон Жуану, или же это было «искусство ради искусства» по примеру Теофиля Готье, которым он так восхищался! «Обольщение ради обольщения», чисто эстетическое удовольствие; для него в этом заключалось искусство жить, душа его этим дышала…

Это донжуанство, эта ненасытная страсть к женщинам всегда не давала мне покоя. Как можно было бы ее определить? Какими словами? Зависимость, привычка, склонность, стремление к признанию или к любви? Он действовал так, будто рано или поздно ему не придется платить по счетам. Обладание не было его целью. Александр мог бы быть персонажем «Двойного непостоянства» Мариво.

Если бы он был художником, то писал бы легкими мазками, намечая линии и изгибы.

Будь он музыкантом, то едва касался бы струн своей скрипки, дабы извлечь невероятные звуки.

Он вкладывал все свое обаяние, используя все ухищрения риторики, лишь бы убедить. И однако Александр, с его опытом общения с женщинами самого разного возраста, прилагал всяческие усилия, дабы меня не спугнуть. Тонкий знаток женской души, а главное, души девичьей, он старался касаться лишь тех вопросов, которые интересовали мое поколение. Из этих соображений он сделал вид, что увлекается хореографией. Я поделилась с ним своей страстью к танцам, сожалея о том, что мать отказывается увеличить число уроков; я могла бы стать настоящей балериной. Александр рассыпался в похвалах моей осанке, грациозности и воздушности прыжков.

Я была и польщена, и смущена тем, что мужчина позволяет себе столько намеков на красоту моих форм, но говорила себе, что таково, очевидно, поведение настоящих мужчин, а не тех молодых людей, с которыми я обычно общалась.

Он расспрашивал меня об обычных занятиях светской золотой молодежи; я с гордость сообщила ему, что была великолепной наездницей и победительницей во многих соревнованиях по верховой езде.

– Значит, у нас много общего, – заметил Александр.

– Вы тоже увлекаетесь верховой ездой? – спросила я.

– Не совсем, но для моих предков это было образом жизни; по отцовской линии наш род восходит к наводившим ужас викингам – их еще называли нормандцами, то есть людьми с Севера. В восьмом-девятом веках они правили в Европе, потом полонили Россию. Кстати, семья наша произошла от некоего Радши или Рачи; в пятнадцатом веке он получил прозвище Пушка; так фамилия моя стала Пушкин.

– Это был народ свободолюбивый и дикий, но наделенный богатым воображением… почти как я сам, – с улыбкой добавил Александр. – Они были торговцами, путешественниками, воинами, но главным образом – героическими мореходами, которые открыли множество стран, прежде чем их разграбить и опустошить. Они были неустрашимы. Вы, конечно же, видели на гравюрах их изображения, с длинными светлыми волосами и воинственно торчащими усами.

– Но вы же брюнет, господин Пушкин!

– Да, но это от другой ветви моей семьи, африканской, – пояснил Александр, не сбиваясь с рассказа.

Его биография захватывала меня все больше, и я слушала с возрастающим вниманием. Он продолжал:

– Вы, несомненно, видели эти огромные корабли, драккары, которые могли вместить более ста человек и отправлялись, подобно пламенным героям, на покорение мира.

Увлеченная речью Александра, я представляла себя то рядом с ним на гордом скакуне, скачущей с развевающимися волосами по диким степям, то на носу корабля в форме дракона, высматривающей новый остров, который мы лишим его сокровищ.

Александр вернул меня к реальности.

– Вспомните, Натали, что после Рима викинги в свое время были второй могущественной властью. Короче, когда вы узнаете, что этих скандинавов позже называли РУСАМИ – от слова «грести», – то вы все поймете в моей генеалогии! Когда я напишу автобиографию, то обязательно упомяну о своих корнях, дабы не сложилось впечатления, что мои предки были исключительно африканцами! Моего прадеда по материнской линии, Абрама, похищенного сына африканского князя, взял под покровительство царь Петр Великий. Его звали Абрам Петрович Ганнибал, родился он около одна тысяча шестьсот девяносто шестого года, умер в одна тысяча семьсот восемьдесят первом. Он был сыном владетельного князя в Абиссинии, основанной в одна тысяча двести десятом году, там правил царь Соломон, положивший начало династии соломонидов. В те времена все королевские или княжеские семьи были в той или иной степени единокровны; таким образом, существует вероятность, что этот абиссинский князь, мой предок, был родственником царя Соломона… Итак, я происхожу из колена Дана, одного из двенадцати колен, исчезнувших много веков назад… И наконец, спросите себя, по какому счастливому случаю я всю свою жизнь ношу этот перстень-талисман; посмотрите, на нем цитата на арамейском, иврите древности!