Тайный год. Неизвестный дневник священника

Триипостасный мой Бог! Ты Создатель мой, Ты жизнь моя, Ты святость моя, Ты любовь моя, дыхание мое, премудрость моя, красота моя, вечность моя, бесконечность души моей, утешение мое, свобода моя, всеутоляющее жито мое, всеживительная пища моя, всемогущая сила моя, сокровище мое, Бог мой!

13 декабря. Свойства моего «я»

Самоуглубляясь мыслию в себя самого, в свое «я», невольно удивляешься тому, что мое «я» целиком представляет из себя полноту беспрерывной неистощимой активности. И что особенно своеобразно и в высшей степени поразительно, так это то, что мое «я» одновременно своею активностью обращено и на Абсолютное, и на временно-пространственное космическое, и на себя самого. Вся эта полнота его активности в нем нераздельно разделяется на неактивные его свойства: на стремления, чувства и сознание-мышление. Стремления образуют разум. То и другое и третье образуют память. Но меня лично не это удивляет в моем «я», а удивляет то, что, какое бы свойство моего «я» ни взял я для рассмотрения, нахожу в нем три определенные предрасположенности, наклонности: к Абсолютному, к временно-пространственной космической действительности и к себе самому. Что же это значит? Да это, по моему мнению, значит, что мое «я» есть не только принадлежность Богу как Его творение, но оно в некотором роде является даже родным Ему. Мало этого, мое «я» целиком отражает Его в себе самом как сущую причину своего бытия; потому только один человек и чувствует и сознает Абсолют ближе к себе, чем окружающий его сей видимый мир. И не только Его чувствует в себе, но он себя и весь мир только и осмысливает через свое осознание Абсолютного. Если бы мое «я» не сознавало через себя и в себе Абсолютного, оно никогда не было бы для себя «я», и мир для меня был бы тогда каким-то бессмысленным хаосом! С другой стороны, мое «я» всегда своим расположением обращено и на мир, на космическую действительность. О чем это говорит? О том, что мое «я» единосущно мировой сущности, что оно тоже в некотором роде зависимо от мира. С третьей стороны, мое «я» не менее сего также обращено и на себя самого. Это говорит о том, что мое «я» как «я» человеческое обладает такою способностью, что во всех своих отношениях к себе самому и возможностях одновременно может быть для себя и субъектом-объектом; другими словами, оно может быть для себя самого познающе-познаваемым! Отсюда мое «я» есть «я» божественно-космически-собственное. Поскольку оно божественное, оно бесконечно больше, чем тварное. Поскольку оно космическое, постольку оно действительно тварное. Поскольку же оно собственное, постольку оно не вещь, а личность, т. е. самопричина и самоцель.

Что же такое в моем «я» есть божественное, бесконечно большее, чем тварное? Это тот образ и то подобие Божие [См.: Быт. 1:26], которые оно онтологически отражает в себе самом. И вот эти образ и подобие Божии в моем «я» целиком выявляются как в моих стремлениях, так и в чувствах, так и в области моего сознания, вследствие чего все мои стремления и все мои чувства и все мое сознание по своему содержанию религиозны, т. е. имеют природное тяготение к Абсолютному. Отсюда получается такого рода умозаключение: мое «я» как «я» своими корнями пребывает только в Боге. Пребывая в Боге, мое «я» пребывает в абсолютной полноте своей жизни и осмысленной цельности своего бытия; пребывая же в плане космического бытия, оно, хотя одновременно и не престает пребывать в Боге, однако в космическом пребывании чувствует и осознает себя бессмысленным, и бесцельным, и лишенным всякой для себя ценности. Что же касается своего в себе пребывания, то мое «я» чувствует и осознает себя находящимся в состоянии, исключительном во всех отношениях.

Исходя из всего доселе сказанного о моем «я», я узнаю, что мое «я» со всеми своими свойствами является скорее божественным, чем космическим, а это значит, что сама жизнь для моего «я» исходит не из космоса, а только от Бога. Поэтому в деле божественной жизни моего «я» такое абсолютное, необходимое значение имеют вера, любовь, молитва Богу, пост, воздержание и т. п.! Религиозный аскетизм для моего «я» есть сущая пища, сущее питие. Без религии, без религиозного аскетизма мое «я» умирает, овеществляется и становится смертью для себя самого.