Тайный канал

— Пока я здесь, в этом доме, — пустился он в пояснения, — я не должен встречаться с такими людьми, хотя бы ради того, чтобы не нанести им вреда. А потом, какая в том срочность? Наверняка будет еще время и возможность встретиться при иных обстоятельствах…

Тогда из всего разговора мне запали в память лишь эти многозначительные короткие фразы: «пока я в этом доме», «некуда спешить» и «будут иные обстоятельства». По мере того, как с течением времени развивались события, они, эти фразы, все чаще приходили мне на память.

Постепенно лидерство Андропова среди высшего партийно-государственного руководства СССР становилось все более очевидным. Все его попытки остаться в тени, за спинами других членов Политбюро на всех официальных мероприятиях, никого больше не могли обмануть.

Оставшиеся месяцы семидесятого года были посвящены, как тогда модно было говорить, «наполнением содержанием московских договоров».

Готовились к подписанию соглашения об открытии консульских учреждений в Ленинграде и Гамбурге, документы о техническом и торговом сотрудничестве.

7 декабря 1970 года был подписан аналогичный Московскому договор с ПНР. Казалось бы, об успехах «восточной политики» можно было говорить всерьез.

И тем не менее новый, 1971, год начался с огорчительного для советского руководства осознания того факта, что подписание договоров, достигнутое с таким трудом, — лишь полдела. Главное — их ратификация. И задача эта потруднее первой.

Становилось ясно, что оппозиция во главе с Председателем фракции ХДС/ХСС Р.Барцелем сделает основную ставку на проблему ратификации Московских договоров с тем, чтобы, используя их недостатки, свалить правительство Брандта- Шееля.

Такая перспектива держала Брежнева и Громыко в постоянном напряжении. Не сулила она ничего хорошего и Андропову.

Пожалуй, это был самый напряженный период за все более чем десятилетнее существование «канала».

Место встреч с Баром отныне из Москвы переместилось на Запад, а отработанная схема взаимодействия была максимально простой, а потому достаточно эффективной.

Мы с Ледневым прилетали в восточно-берлинский аэропорт «Шенефельд», где на стоянке у нас была запаркована машина, ключи от которой я всегда имел при себе. На ней мы отправлялись прямо к «Чек-пойнт Чарли», а преодолев его, оказывались в Западном Берлине.

Минуя центр города, мы мчались прямо в Далем, — престижный западноберлинский район, — и останавливались, наконец, у дома 14 на Пюклерштрассе.

Как правило, Бар уже ждал нас в своем особняке уполномоченного по Западному Берлину. Если же он задерживался, то домашняя обслуга усаживала нас в глубокие кресла в гостиной, и мы в обществе кофе и телевидения коротали время до появления хозяина.

Сразу же с его приходом мы принимались за дело, разместившись, в зависимости от времени года, либо в «зимнем саду», — застекленной террасе особняка, — либо в холле на первом этаже, откуда массивная лестница вела в верхние апартаменты.

Годы такой интенсивной работы привили мне полезный навык: не только концентрированно, сжато излагать тщательно отобранную информацию, но и точно запоминать все, что излагал собеседник, чтобы в этот же день, вернувшись в Москву, подробно пересказать все главному адресату.

В случае если возникали проблемы, решение которых я не вправе был брать на себя, приходилось возвращаться в Восточный Берлин и по телефону шифрованной связи из посольства или Карлсхорста связываться с Громыко или Андроповым. Решив проблему, я вновь мчался на Пюклерштрасе, где меня уже с нетерпением ждали Бар и Леднев.

Когда же мы не укладывались в рамки одних суток, приходилось ночевать на вилле в Карлсхорсте, где милая хозяйка с готовностью сервировала нам и ужин, и завтрак.

Случалось, что Бар не мог прибыть в Берлин. Тогда утренним самолетом в Бонн летел Леднев и вечером возвращался в Западный Берлин.

А вопросов в течение всех этих лет возникало множество.

Брандт просил срочно выпустить 400 русских немцев, при этом к просьбе прилагались списки с конкретными адресами и фамилиями.

Или: Брежнев хотел знать мнение Брандта о том, стоит ли ему в речи на очередном съезде профсоюзов затрагивать вопрос о Западном Берлине, а если — да, то в какой форме.

Постоянно возникали напряжения между активно действовавшими западногерманскими фирмами и неповоротливым советским внешнеторговым объединением. Этому процессу необходимо было придать динамику. И канцлер просил пробудить у русских партнеров дремавший интерес к начатому делу. Иногда доходило до того, что Брандт передавал Брежневу какие-то личные письма, в которых люди просили его содействия в воссоединении семей, скажем, русской жены с немецким мужем, или, что гораздо реже, наоборот.

С течением времени темы менялись, но количество их не уменьшалось.