Тайный меридиан

Палермо прикоснулся к карману, в котором лежал пистолет Кискороса.

– И не думай. Теперь мы все компаньоны, – сказал Палермо, все еще глядя вверх с мрачной ухмылкой. – Я уверен, что она опять сумеет убедить тебя.

Кой пожал плечами.

– В чем?

– Да в чем угодно Дай ей время, и она наверняка в чем-нибудь тебя убедит.

Они пересекли улицу. Пилото шел следом. Палермо не сводил глаз с освещенного окна, а перед входом в пансион снова пощупал карман.

– У нее с собой та пушка, гибралтарская?

Он пристально, не мигая смотрел на Коя. Зеленый глаз светился холодным стеклом.

– Не знаю. Вполне может быть.

– Черт.

Палермо минуту раздумывал. Потом опять посмотрел на Коя, словно пересматривал свое отношение к просьбе Коя поговорить с ней наедине.

– У нее есть свои причины, – вставил Кой.

– Конечно. У всех у нас они есть. – Он посмотрел на Пилото, который держался позади. – Даже у него.

– Дайте мне поговорить с ней.

Палермо еще немного подумал.

– Хорошо.

Ночная дежурная поздоровалась с Коем и сказала, что сеньора у себя в номере и что она попросила счет. Они прошли через холл и стали подниматься на третий этаж, стараясь ступать как можно тише. На стенах висели гравюры с изображениями кораблей, перед образом Девы Марии дель Кармен теплилась лампадка. Дверь в номер выходила прямо на лестничную площадку. Она была закрыта. Кой подошел к двери, Палермо следовал за ним. Шаги их заглушало ковровое покрытие.

– Ну, попытай счастья, – прошептал охотник за сокровищами, сунув руку в карман. – Даю тебе пять минут.

Кой нажал на ручку, она легко повернулась. На замок дверь не заперта. Открывая дверь, он вдруг понял, что все это – совершенно напрасно. Зачем он – брошенный любовник, обманутый друг, обворованный компаньон – пришел сюда? Его словно осенило: ведь ему нечего ей сказать, если рассудить здраво. Она собиралась уехать, но на самом деле она уже давно покинула его, оставив лежать в дрейфе, и что бы он ни сказал, что бы ни сделал, это ничего не изменит. А изумруды, которые всегда казались ему мечтой, химерой, не интересовали его и раньше, а теперь уж и совсем были ни к чему.

Танжер была такой, какой хотела быть. Она хотела быть свободной в своем выборе, и он всегда, с самого начала, это знал. Он видел старый серебряный кубок с одной ручкой и фотографию, на которой девочка улыбается черно-белой улыбкой. Этого достаточно, чтобы понять: слово «обман» здесь неуместно, неприменимо даже к ней самой. И Кой много бы дал в эту секунду, чтобы повернуться, подойти к Пилото и вместе с ним направиться на «Карпанту» с остановкой в первом же попавшемся баре; очень много бы дал Кой, чтобы не открывать эту дверь. Он не испытывал ни злости, ни даже любопытства. Но дверь открывалась все шире и шире, он видел номер, окно, выходящее на порт, наполовину собранную дорожную сумку на столе, и Танжер, которая стояла в своей темно-синей юбке, белой блузке и кожаных босоножках, видел ее только что вымытые, асимметрично подстриженные волосы – с них еще скатывались ей на плечи капельки воды. Видел веснушки на обгоревшей за эти недели, проведенные в море под летним солнцем, коже, распахнутые от неожиданности глаза, темно-синие, холодные, как черненая сталь «Магнума-357», который она выложила на стол, когда заметила, что дверь открывается. Сыграл свою роль в этой трагикомедии обманов и Нино Палермо, не стал ждать обещанные пять минут, вошел сразу вслед за Коем, и в руке его блестел инкрустированный перламутром пистолет. Кой открыл рот, хотел крикнуть: нет, стоп, хватит, давайте отмотаем назад всю эту историю, мы же сотни раз видели этот бред в кино; но она уже чуть согнула руку, нацелила пистолет ему в бедро и выстрелила, на одну тысячную долю секунды позже снова раздался сухой щелчок, за которым последовала резкая боль в ребрах;

Кой обернулся и схватил Палермо, который все-таки успел выстрелить. Этот выстрел прозвучал у самого уха Коя, он хотел перехватить руку Палермо, чтобы не дать ему выстрелить еще раз, но в этот миг, словно кто-то вырвал его из рук Коя, Палермо упал на спину и покатился вниз по лестнице; голова его стукалась о ступеньки, в кино при этом звучит: бум, тут было по-другому: пумба, пумба, пумба, три раза подряд; номер тонул в непроглядном дыму, остро пахло порохом, и стояла полная тишина. Кой обернулся – Танжер не было. Он посмотрел внимательнее – Танжер не было на прежнем месте, она лежала на полу, по другую сторону стола, из дырочки в белой блузке толчками хлестала кровь, очень красная и густая; она заливала блузку, заливала пол, заливала все вокруг. Танжер шевелила губами и казалась сейчас Кою очень юной и очень одинокой.

Чуть позже Кой вышел на улицу и увидел, что эта ночь – почти совершенна, Полярная звезда сияет на своем месте, на воображаемой прямой, проведенной через Мерак и Дубхе. Он оперся о парапет и стоял, прижимая ладонь к кровоточащей ране на бедре.