Тайный посол. Том 2

Собеский глянул – и у него опустились руки. Перед ним плелись уставшие, запыленные, в разбитой обуви, обыкновенные крестьяне из Ополья, Мазовии, Литвы, Белоруссии и Галиции. Протарахтели на неуклюжих крестьянских возах несколько пушек. И только две тысячи жолнеров имели пристойный вид. Среди них он заметил пана Спыхальского, узнал его по воинственно встопорщенным рыжим усам.

Краснолицые баварские рейтары, сытые и прекрасно одетые, громко издевались:

– Ха-ха-ха, вот это вояки! С ними навоюем!

– Фриц, клянусь тебе, эти польские бауэры[134] ни разу в жизни не нюхали пороху!

– Согласен, Михель, они тут же зададут стрекача, как только раздастся первый выстрел!

Слыша эти насмешки, король готов был сквозь землю провалиться.

Когда к нему подъехал Яблоновский, Собеский, не отвечая на приветствие, сурово спросил:

– Где же казаки, пан Станислав? Привел или нет?

Высокий худощавый гетман устало покачал головой.

– Нет, ваша ясновельможность, не привел…

– Матка Боска! Я так надеялся!

– Но они идут. Полковник Менжинский сообщил, что ведет шестнадцать тысяч казаков, – попытался успокоить вконец расстроенного короля Яблоновский. – Я не мог ждать – генерал Караффа все время торопил меня выступить поскорее. Поэтому я оставил Менжинскому проводника, а сам двинулся вслед за вами…

Собеский не поверил своим ушам.

– Шестнадцать тысяч? Не может быть!

Яблоновский обиженно пожал плечами.

– Так доложил мне гонец Менжинского.

– Но это же чудесно, пан Станислав! – восторженно воскликнул король. – Шестнадцать тысяч!

Настроение его сразу улучшилось. Даже легкий румянец пробился на бесцветных одутловатых щеках. Он быстро прикинул, что с казаками у него будет тридцать тысяч воинов, и обрадовался еще больше… Не сорок, конечно, как обязался, но все же. Целое войско!

– Ты вот что, пан Станислав: вышли кого-нибудь навстречу полковнику Менжинскому. Пусть поторопится! Он должен прибыть к началу генеральной битвы!

Через час на военном совете Ян Собеский был объявлен, согласно польско-австрийскому договору, главнокомандующим объединенной армией союзников. Он сразу же отдал свой первый приказ – переправляться на правый берег. Заметил при этом:

– Панове, все наши силы, за исключением казаков, которые вот-вот подойдут, собраны в единый кулак. Ждать дальше мы не можем и не имеем права. Только в решительном бою добывается виктория, и в ближайшие дни я дам Кара-Мустафе генеральное сражение! Прошу переправлять войска и днем и ночью – без шума, без крика, чтобы не привлечь внимания противника…

Когда все вышли, Карл Лотарингский, в шатре которого проводился совет, приблизился к Собескому, по-дружески – за эти несколько дней они успели подружиться – взял под руку и сказал:

– Ваше величество, теперь мне хотелось бы представить вам человека, который во всех трех лагерях – нашем, турецком и в гарнизоне Штаремберга – чувствует себя так же свободно, как рыба в воде…

– О! Это чрезвычайно интересно! – Глаза Собеского загорелись, он быстро взглянул на Таленти, не оставлявшего короля ни на минуту. – Кто такой? Что сделал этот человек?

– Это наш лазутчик в турецком лагере. Благодаря ему и я, и Штаремберг знаем, что задумывает Кара-Мустафа. Через него я поддерживаю связь с осажденной Веной.

– Просто невероятно! А он, случаем, не обманывает вас?

– И у меня сначала возникло такое подозрение. Однако я очень скоро убедился, что это наш преданный друг… Не знаю почему, но он люто ненавидит Кара-Мустафу. Этим чувством полно все его существо…

– Как его зовут?

– Кульчицкий.

– Судя по фамилии, он поляк?

– Возможно, ваше величество. Впрочем, сейчас вы сами спросите у него. – И Карл Лотарингский поднял звонок. На его мелодичный звук в шатер явился адъютант. – Пригласите Кульчицкого!

Долго ждать не пришлось. Вошел молодой стройный офицер в мундире австрийской армии.

Увидев Собеского, он на мгновение остановился, словно решая, как ему вести себя в присутствии короля, а затем твердым шагом, как присуще человеку, привыкшему к военной службе, приблизился и поклонился:

– День добрый, ваша ясновельможность!

Собеский вытаращил глаза. Ведь это тот же шляхтич, который так услужил ему зимой в Варшаве! И хотя на нем совсем другая одежда, ошибки быть не может. Те же серые пытливые глаза, ровный, с едва заметной горбинкой нос, короткие темные усики и буйный темно-русый чуб с непокорными кудрями… Вот только фамилия у него была другая…

Король удивленно взглянул на герцога Лотарингского, спросил по-французски:

– Это и есть Кульчицкий, мосье?

– Да, ваше величество!

Собеский снова уставился на молодого офицера. Даже глаза протер, словно не доверяя им.

– Как тебя звать-величать, пан? – спросил он наконец.

– Кульчицкий естэм, ваша ясновельможность! – вытянулся тот.

– Но разрази меня гром, если я уже не видел тебя однажды в Варшаве, и тогда у тебя была другая фамилия!

– Да, ясновельможный пан король. Вы не ошиблись. Тогда я был Комарницкий.