Тайный рыцарь

Голос из-под ведрообразного рогатого шлема-топхельма звучал глухо и грозно. Звенела новенькая, словно только что из оружейной мастерской длиннорукавная кольчуга двойного плетения. Блестели на солнце стальные пластины поножей, наколенников и латных рукавиц.

Длинный прямой меч болтался на рыцарской перевязи слева. Справа — на поясе торчал граненый кинжал-мизерикордия. Тот самый «кинжал милосердия», которым у благородных господ принято добивать друг друга в смертельных поединках. За спиной развевался теплый походный плащ, подбитый мехом. Нагрудную котту и треугольный щит украшал не тевтонский крест, а вычурный роскошный герб: вставший на задние лапы золотой медведь на белом фоне. Кроме того, на груди всадника висела плоская деревянная коробочка. Ковчежец вроде тех, в которых монахи и особо набожные рыцари носят святые мощи.

Нападавший проскочил меж двух коней лесного мегалита, влетел в толпу пруссов. Первого вайделота опрокинул и истоптал конем, второго достал копьем. Жрец, попавший под тяжелый наконечник, так и отпрянул от удара к самому дубу. Ударился спиной, а затем копье буквально пригвоздило бездоспешное тело в балахоне к толстому стволу. Древко переломилось, рыцарь на коне пронесся мимо — к противоположному краю Круга Смерти, превратившегося сегодня в ристалище. Вайделот медленно сполз с куцего обломка на землю. Глубоко вбитый под кору наконечник и окровавленный банер остались торчать в дереве.

Пруссы взвыли — дико, отчаянно. Дерзость чужака, осмелившегося поднять руку на Священный дуб, ввергла жрецов в состояние буйного помешательства. А рыцарь уже разворачивался для новой атаки. Теперь в его руке сверкал обнаженный меч. Сломанное копье он, однако, не выкинул: укороченное почти по самый наручный щиток древко торчало за спиной всадника из специальных петель на высокой задней седельной луке. «Бережливый немчура, — отметил про себя Бурцев, — оружием так просто не разбрасывается!» Ни у кого и никогда прежде он не замечал столь трепетного отношения к собственному оружию во время боя. Ибо все-таки чревато подобное жмотство в скоротечной драке. Ох, как бы жадность не сгубила сегодня этого фраера.

Рыцарь снова всадил шпоры в конские бока. Заорал:

— Готт мит унс!

Снег и пепел погребального костра Глянды взметнулись из-под копыт.

Жрецы тоже что-то заголосили. Видимо, доказывали, что здесь боги все же на их стороне. Наверное, так оно и было — место-то располагало. Прусское капище как-никак…

Второй наскок оказался не столь удачным. Едва всадник приблизился, жрецы пустили в ход свои посохи. Действовали ими священнослужители леса весьма умело. Бить — не били, не особо надеясь сшибить закованного в латы противника на землю, но скакали зайцами вокруг, хитрили, финтили, путали рыцаря обманными выпадами, пугали лошадь. Конный немец успел зарубить лишь одного вайделота и затоптать второго, когда меж передних ног его скакуна какой-то пруссак вдруг ловко сунул свою крючковатую клюку.

Жеребец сбился с шага, споткнулся, грохнулся на колено, с трудом поднялся снова. Чтобы удержаться на коне, рыцарь вынужден был схватиться за повод обеими руками. Немец опустил и щит, и меч, открылся. Вот тут-то его и подловили. Кривая рукоять длинного посоха зацепила его сзади за шею, своротила набок шлем. Проворный вайделот сильным и резким движением выдернул всадника из седла, как выдергивают расшатанный зуб из десны.

Лопнул ремень топхельма. Железный горшок с рогами слетел с головы. Немец тяжело грохнулся на спину. Конь с перепугу ломанулся в чащу.

Секунду оглушенный падением всадник лежал без движения. А в следующую его рука дернулась к нагрудному ковчежцу. Что ж, самое время взывать к святым мощам: в воздухе уже мелькали жреческие дубинки и оброненный рыцарский меч. Beроятно, бесстрашный германец так и обрел бы вечное упокоение под Священным дубом пруссов, если бы в последний момент ему не помогли. Не нетленные мощи, нет, — Бурцев.

И дело тут даже не в благодарности. Просто он вовремя смекнул, что вместе с невесть откуда взявшимся помощником у него и Аделаиды больше шансов выбраться из этой поганой переделки живыми. Пусть хоть немец встанет рядом, раз больше некому. Мужику с медведем на груди тоже ведь здесь не на кого рассчитывать. Так что как-нибудь они уж придут к взаимопониманию. Пока не разберутся с пруссами, по крайней мере.

Бывший омоновец попер на языческую братию с яростью фанатика-крестоносца. Схватил посох пронзенного немецким копьем вайделота и принялся выписывать увесистым крючковатым концом над поверженным рыцарем такие кренделя и восьмерки, что сунуться под дубину не посмел никто.

Маневр «взбесившаяся оглобля» оказался не то чтобы успешным, но неожиданным. Прежде чем отпрянувшие жрецы сообразили, что к чему, рыцарь успел отползти к дубу. И подняться на ноги. И выхватить кинжал. Отступил назад и Бурцев. Махать дубьем в таком бешеном темпе, конечно, круто и эффектно, но выдыхаешься, блин, за считанные секунды.

Глава 18