Тайный Санта

— Нет, — умоляюще сказал Томас. — Вам не нужно меня убивать. Пожалуйста.

Миллион мыслей пронеслись у нее в голове. Она смахнет слезы и побежит обратно в дом. Ей будет сложно говорить… Бармен… ударил меня… Генри… попытался его остановить… схватил нож… пырнул его… остановилось сердце… Расследование будет коротким. В отличие от убийства мистера Миллера у них будет свидетель. Ей поверят. Чтобы продать дом, потребуется время, придется ждать, пока не потускнеет пятно очередной трагедии, но в конце концов он будет продан. Люди всегда забывают. Она не продаст дом Заре, но все равно прославится. Как борец, как оставшаяся в живых. Может быть, ее пригласят для участия в ток-шоу, она напишет книгу, будет читать лекции. Она станет известнее, чем когда-либо. Придется поменять все канцтовары и табличку на двери. Как бы назвать фирму? «Кэлхун Недвижимость»? Нет. Нужно что-то более амбициозное. «Агентство Кэлхун». Так лучше. Или «Кэлхун Кампани». Приятная аллитерация…

Удар, нанесенный сзади, свалил ее с ног.

Над ней, затаив дыхание, стояла Зара. Она все еще держала в руках статуэтку ковбоя, которой и ударила Клодин. Генри, лежавший рядом, был уже покрыт тонким слоем снега. Они упали так, что их тела образовали букву V, протянув руки навстречу друг другу. Прибежала Пип и обнюхала упавших. Известно, что чау-чау не имеют обыкновения выть, но собака подняла к небу свою маленькую мордочку и испустила горестный стон.

Зара

Слушайте, я вовсе не считаю себя героем, хотя знаю, что многие так думают.

Я искала бармена, чтобы попрощаться. Ну ок, ок, чтобы дать ему мой номер телефона. Только за этим я и вышла на веранду. Из гостиной нам было не видно, как спорили Клодин, Генри и Томас. Шел слишком сильный снег. И ничего не было слышно благодаря звуконепроницаемым тройным рамам, которые поставил туда Генри. Плюс столько было возни из-за лишнего подарка, потому что никто не знал, что с ним делать. Кроме того, все были пьяны. Они собрались у фортепиано и затянули Deck the Halls.

Не могу вам сказать, о чем я думала, когда ударила Клодин. Ни о чем я не думала. Просто среагировала. Статуэтка была маленькая, но тяжелая. Вдвое тяжелее, чем одна из моих «Грэмми». Я попала ей как раз по шее, и, видимо, слава богу. Чуть выше — и я могла бы ее убить, как она убила старика. Не знаю, как бы я перенесла убийство, пусть даже и такой гадины, как Клодин.

Сначала я чувствовала свою вину за смерть Генри. Если бы нам удалось вызвать парамедиков раньше, может быть, они смогли бы его спасти. Но у меня не было связи из-за метели, а у остальных Клодин и вовсе отобрала телефоны и заперла в сейфе. И шифра никто не знал. В итоге я заставила Дейва взломать его молотком. Но даже после того, как мы вызвали парамедиков, они очень долго добирались до нас по таким ужасным дорогам. В ту ночь в Аспене случился исторический снегопад. До дневного рекорда не хватило какого-то дюйма. Когда они все-таки приехали, то лишь подтвердили, что Генри был уже мертв; позже, на вскрытии, выяснилось, что его сердце остановилось еще до того, как он коснулся земли.

Клодин начала приходить в себя. Мы перетащили их обоих в гостиную. Долго спорили, можно ли так делать. Все мы насмотрелись достаточно детективов, чтобы знать, что на месте преступления трогать ничего нельзя. Но мы с Томасом были свидетелями. Собственно, расследовать было нечего. Мы не хотели, чтобы Клодин околела там от холода, и было неправильно оставлять Генри одного, чтобы его совсем засыпало снегом.

Кроме того, мы стали спорить, надо ли связывать Клодин, но тут спор продолжался недолго. Все согласились, что это будет правильно. Казалось, был реальный шанс, что она очнется и каким-то образом угрохает нас всех. Так что капитан Тигельман связал ей руки и ноги какой-то подарочной лентой и объяснил, что такой узел называется булинь.

Полиция приехала вместе с парамедиками. Они поговорили с каждым. Вскоре после этого гости начали расходиться. Я осталась. Я все еще хотела дать Томасу мой номер, а полицейские держали его дольше всех. Я была там, когда он показал им письмо матери и все объяснил про статуэтку. Копы снова упаковали ее как улику. Я спросила их, нельзя ли мне получить ее обратно — позже, когда все будет закончено. Они сказали, что сообщат. Два месяца прошло, от них ни ответа ни привета.