Когда до нее дошло, что он делает, из груди вырвалось рыдание. Харриет схватила его за отвороты сюртука и прижалась лбом к ямке у него на шее.
– Бенедикт, – прошептала Харриет, – мне кажется, я люблю тебя.
– Харриет, – произнес он, и ей подумалось, что ее имя, сказанное с таким сильным акцентом, – это самое лучшее, что можно услышать перед смертью.
И тут рев огня прекратился. Внезапно перестала трещать древесина. От наступившей тишины у Харриет заломило в ушах.
Они долго стояли неподвижно, не желая оказаться в дураках, не желая обернуться и увидеть злобное полыхание собственной смерти.
Бенедикт пошевелился. Он поднял голову, Харриет тоже.
В точности как и синий свет, и пират, огонь исчез, словно его никогда и не было.
Смех, сорвавшийся с губ Харриет, показался безумным ей самой.
Когда Бенедикт, открыв рот, посмотрел на нее расширенными глазами, Харриет сказала:
– Думаю, теперь я с удовольствием вернусь домой.
Глава 38
Они пожелали друг другу спокойной ночи, но Бенедикт чувствовал, что многое осталось недосказанным, что Харриет была неестественно спокойна и задумчива. Понадеявшись, что в дверь постучалась именно она, Бенедикт выкарабкался из своей не дарующей отдыха постели и открыл дверь. Харриет закуталась в свой поношенный халат, порванный стараниями мистера Эллиота, а волосы заплела в две косы.
Харриет оглядела коридор, потом посмотрела на Бенедикта и застенчиво улыбнулась.
– Я знаю, что спрашивать о таком неприлично, – прошептала она, – но можно мне сегодня спать с тобой?
Он откашлялся и постарался улыбнуться как можно искреннее.
– Ты собираешься мучить меня своими женскими чарами?
Харриет уставилась на него.
– Нет.
Бенедикт нахмурился:
– Тогда возвращайся в свою чертову комнату.
Он захлопнул дверь прямо перед ее носом и собрался выждать полную минуту, но не выдержал и половины. Открыв дверь снова, он обнаружил, что Харриет вовсе не заперлась в своей комнате. Она стояла, безвольно опустив руки, а глаза ее весело поблескивали.
– Ладно, можешь остаться, – сказал Бенедикт.
Харриет прошла мимо него в комнату. От нее едва уловимо пахло мылом и – подумав, решил Бенедикт – бренди.
– Только, пожалуйста, как следует запри дверь, – попросила она, скинула халат, аккуратно сложила его в изножье кровати и забралась под одеяло. Услышав, как щелкнул замок, Харриет прошептала: – Спасибо.
Бенедикт уже истратил все свои жалкие проблески юмора, поэтому насчет запертой двери пошутить не смог. Он молча прошел к кровати и лег. Комнату заполнила уютная тишина. Честно говоря, Бенедикт начал изводить себя картинками того, как всю жизнь будет ложиться в постель рядом с Харриет. Ее косы постепенно поседеют, а вокруг рта появятся морщины, потому что она так много улыбалась в юные годы. Его бакенбарды побелеют, а спина согнется. Он никогда в жизни ни о чем подобном не думал и предположил, что это Гарфилд Фергюсон парит где-то у него над головой – с кривыми ангельскими крыльями и понимающей усмешкой.
Харриет завозилась у него под боком, и кровать заскрипела, когда она повернулась к нему спиной. Он не обиделся. И раньше, когда они делили постель, она засыпала, лежа на боку.
Но ее дыхание так и не выровнялось, и Бенедикт сказал в потолок:
– Ты сегодня странно ведешь себя. Что мне сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?
Он не увидел, а услышал, как она покачала головой.
– Сначала мне было страшно, но теперь я почти уверена, что погрязла в жалости к себе. – Он вскинул бровь, и Харриет ответила, словно увидела это: – Это нечестно. Я за свою жизнь ни единой живой душе не навредила. Я понятия не имею, кто такой этот шантажист и как он связан с особняком, но мне кажется, он пытается меня убить. – Она глубоко вздохнула. – А тут еще неразбериха с мистером Эллиотом и мой первый опыт в так называемом сомнамбулизме. Мне что-то кажется, что целая стая черных кошек перебежала мне дорогу, когда я отвернулась.
Бенедикт тоже повернулся на бок и посмотрел на неровную дорожку, разделявшую волосы Харриет. Он вспомнил, как она выглядела, когда он нашел ее, скорчившуюся, в том чулане. Чтобы заговорить, ему пришлось разжать стиснутые зубы:
– Вполне понятно, что ты расстроена. Я был уверен, что после всего случившегося сегодня ты уедешь отсюда еще до сумерек. Иногда я забываю, – тут он невольно улыбнулся, – что ты за женщина.
Она насмешливо фыркнула:
– И что я за женщина?
– Ты сила, с которой нужно считаться. – Бенедикт посерьезнел. – Харриет, если бы этот мерзавец действительно пытался причинить тебе вред, у него была для этого масса возможностей. Мне кажется, он не собирается тебя покалечить. Думаю, он просто хочет запугать тебя, добиться, чтобы ты уехала. – Бенедикт положил руку на ее обнаженное плечо и сжал его. – Тебе не нужно бояться. Я с тобой и скорее умру, чем допущу, чтобы кто-то сделал тебе больно.
Единственная горевшая свечка почти потухла, и очки он положил на тумбочку, но когда Харриет повернулась и посмотрела на него, Бенедикт увидел, что щеки ее вновь обрели краски, и почувствовал тепло ее улыбки.