Тайный союз

Александр Литвинов Тайный союз

Ты не поверишь, но я был почти сектантом. Сейчас и не вспомнить, кому из нас пришла в голову идея организовать это строго засекреченное общество с религиозным подтекстом: мне или Дюше. Да-да: два мальчика, которые получили начальное образование, организовали самое, что ни на есть, серьезное общество. Ох, и важности в нас было! Сейчас-то весело вспоминать об этом незабываемом приключении и чуть-чуть грустно от того, что не вернешь беззаботного настроения, с каким провели мы с Дюшей то яркое лето. Почему мы с Андрюхой никому об этом не рассказывали? Потому что в эпоху романтического атеизма в СССР вера в Бога, мягко говоря, не поощрялась. Да и слово дали друг другу.

Нам было по одиннадцать лет, когда четвертый класс уже позади, а до нового учебного года впереди целых три месяца! Наши родители отправили нас в пионерский лагерь на две смены. Андрюха был скромным пацаном, особо ни с кем в школе дружбы не водил.

Отряд, в который меня и Дюшу определили, дожидался у школы автобуса. Ребята веселились, дурачились, а те, кто раньше побывал на отдыхе в лагере, рассказывали, как там хорошо. Только Андрюха кис в сторонке. Я подбежал к нему, легонько толкнул в плечо, спросил:

— Ты чего не радуешься, в лагерь неохота ехать?

— Охота, но я немного боюсь.

— Чего? — спросил я. Мне не верилось, что можно бояться лагеря. Андрюха долго мялся: поделиться со мной или нет? Потом, решившись, на ухо мне тихо проговорил:

— Сашка, а ты никому не расскажешь?

— Конечно, нет, — также тихо ответил я. Мне стало интересно узнать, чего он боится. Я нетерпеливо дернул его за рукав, поторопил: — Давай, рассказывай быстрее.

— Ладно. Но с условием, что мы будем крепко-крепко в лагере дружиться.

— Хорошо, — с удивлением ответил я. — Мы вроде бы и так никогда не ссорились…

— Да, не ссорились, — вздохнул он. Затем еще тише спросил: — Сашка, а ты пообещаешь, что, когда я тебе что-то расскажу, мы будем всегда вместе? Клянешься?

— Клянусь! — заверил я и по-пионерски вскинул руку ко лбу.

Дюша не успел рассказать о своем страхе. Потому что прибыл автобус и поднялась суматоха с погрузкой и отправкой нашей смены в летний лагерь. Подоспела бабушка Андрюхи, сунула ему пакетик с бутербродами, бутылку лимонада. Заметив, что я неотступно следую за ними, верчусь рядом, бабушка ласково посмотрела на меня, сказала:

— Ты, уж, Сашенька, не оставляй одного Андрюшеньку. А то он у нас больно стеснительный.

— А мы с ним теперь сильно подружились, правда, Андрюха? — рассказал я. — И не переживайте, Клавдия Васильевна — глаз не сомкну, а в беде Вашего внука не брошу.

— Как чудесно, Сашенька, обязательно тебя потом нахвалю твоим родителям, — обрадовалась и успокоилась она. И, повернувшись к Дюше, строгим голосом сказала: — Держись своего друга, Андрюшенька. И помни, что я говорила тебе дома перед отправкой в пионерский лагерь.

— Бабушка, я помню. Иди уже… — Дюше было неловко перед ребятами от того, что за ним такой пристальный присмотр со стороны взрослых. На нашу радость водитель несколько раз бибикнул, а вожатая выскочила из автобуса, позвала:

— Саша, Андрюша! Где вы там?! Быстрее в автобус, отправляемся! — Мы быстро пошли к автобусу, а бабушка вдогонку нас мелко перекрестила.

Мы во все глаза смотрели на мелькавшие за окном поля, леса, ручьи и реки, представляли, каким будет летний лагерь. И радовались, что будем почти два месяца без докучливого присмотра со стороны родителей!

Автобус въехал в большую деревню, завернул на огромный двор и остановился у крыльца большого, двухэтажного деревянного здания. Это была сельская школа-интернат, которую приспособили на летние каникулы для отдыха городских школьников. В классах вместо парт стояли кровати, а школьные доски были завешены чистыми белыми простынями, которые служили вместо экранов для проекции на них диафильмов.

Мы с Андрюхой сразу же настояли перед вожатой, чтобы наши койки в спальне были рядом. Обычно мы перешептывались на своих кроватях перед сном. Дюша тихо рассказывал о своем секрете, когда нас никто не мог слышать. Он говорил, что его бабушка верит в Бога и заставляет его молиться. Рано утром, еще до сигнала горна, Андрюха доставал из-под матраса иконку и что-то шептал, глядя на нее. Тоже самое он проделывал после вечерней зорьки. Только я знал, зачем Дюша с головой укрывался под одеялом.

Меня занимал один вопрос и однажды я не выдержал, спросил:

— Андрюха, а зачем ты мне рассказал, что молишься?

— Бабушка строго-настрого наказала, чтобы я с кем-нибудь из друзей поделился тем, что я верующий. И этот друг должен подтвердить ей после лагеря, что я два раза в день молился Богу.

— Хорошо, я скажу ей. А твои мама с папой знают и тоже верят в Бога?

— Ага. И в церковь по праздникам ходят. Только не говорят никому об этом. И ты никому не рассказывай, ладно?

— Честное пионерское, Дюша, никому не скажу, — дал слово я.

— А может быть мы вместе будем молиться? — с надеждой спросил он. — Мне так веселее будет.