Тайный советник

— Дело в Москве появилось. Какое, не знаю.

— Печатник, а не знаешь? Или ты к письмам только печати прикладывать горазд? Читать-то учен?

— Учен, но, видит Бог, переписки не читал. Больно осторожен господин.

Шубина отложили на потом и занялись «Ночным».

Этот человек был тертый калач, рваный волк. Рваным было его ухо, тертыми – сапоги. Напряженное сухощавое лицо, покрытое потемневшей кожей, обозначало свирепую непреклонность.

Филимонов решил, что с этим господином нужно быть настороже.

Против ожидания пленник сразу встал на путь сотрудничества со следствием, что еще больше насторожило Филимонова. Задержанный назвался Борисом Головиным, бывшим новгородским стражником, признал, что нанят на службу Тучковым, с которым имел дела при его многочисленных проездах через Новгород. Работа простая – обеспечивать путешествия хозяина, снабжать лошадьми, дорожными припасами, производить путевую разведку. Охранять. В Москве Головин успел сделать только три дела:

1) Собрал под мостами шестерку ребят и привел их к боярину на беседу (подробностей не знает).

2) Пригнал в среду утром к «пустому дому» крытую телегу с холщовым верхом.

3) Сходил минувшей ночью в Кремль, где холоп боярина Гаврила видел яму с неизвестным вором. Нужно было узнать, чей человек.

Все.

Филимонов отправил Головина в камеру без пытки и стал готовиться к допросу главного государева врага Тучкова. Сходил пообедать, отдохнул, обошел прочих заключенных, осмотрел их весело и спокойно. Отпустил до вечера палача Егора, — Тучков был человек в глубоких летах, мог помереть со страху. Филимонов планировал для начала поговорить с ним по-свойски. Как старый москвич со старым москвичом. Но вышло наперекосяк.

Тучков вышел из камеры, сел к столу. На Филимонова смотрел исподлобья, но без высокомерия и злобы. Нормальное начало. Но не успел стряпчий вопроса задать: как вам, сударь, Москва после стольких лет? – дверь в помещение распахнулась, вошли стременные стрельцы, с ними вбежал здоровяк с трясущимся лицом – Филимонов не сразу узнал царя Ивана, — выхватил у кого-то бердыш и что было силы въехал торцом держака Тучкову в рот. Боярин поперхнулся брызнувшими зубами и рухнул навзничь.

— Не хрен с ним разговаривать! – рявкнул царь. – Он только врать да материться может. Нечего его слушать! Он скверну сеет!! Язык поганый долой!!!

Грозный забился в судорогах, снес бердышом со стола чернильницу, отбросил оружие и подскочил к распростертому Тучкову:

— Вот посмотрим теперь, кто здесь сука, — сказал от как-то по-воровски, — и кто здесь литовский лазутчик!

Тучков в ответ зашевелил рассеченными беззвучными губами. Казалось, они с Иваном продолжили какую-то давнюю беседу, спор по принципиальным вопросам.

Грозный ушел, тоскливо подвывая, Тучкова уволокли в келью. Филимонов вышел на воздух, и тут же к нему подбежал запыхавшийся Егор с подручным отроком.

— Слыхал, Ермилыч, — прошептал он Филимонову, — язык ему понадобился. Ты уж иди, мы сами тут... И попроси коробку с солью из поварни прислать...

Стряпчий по воровским делам Василий сын Ермилин Филимонов много чего повидал на своем веку. За тридцать лет службы он столько пыток и крови наблюдал, столько казней протоколировал, что уже не брал на сердце ужасы своей работы. На них никакого сердца хватить не могло. Но выдумкам молодого царя не уставал удивляться. Вот и сейчас узнал ошеломленно, что царь не бросился из каморы к себе в спаленку страдать и лечиться. Он спокойно прошел в «белую» гридницу, велел найти палача Егора и объяснил ему, что следует немедля лишить бывшего боярина Тучкова языка. По ходу дела ничего не слушать, чтоб самому живу быть. Язык резать не кое-как, а под корень. Потом засолить и принесть к нему. Или замочить в водке? Как считаешь?

Егор тупо пожал плечами, и царь приказал: «Соли!». Повернулся и ушел.

Теперь получалось, что с Тучкова нечего спросить. Ему уже назначена казнь на воскресенье. Остальные узники могут и обождать. Филимонов потрясенно убыл домой.

Тучкову вырезали язык, прижгли основание каленым железом, и в беспамятстве отволокли боярина в бывшую Федину яму. Его и спускать не стали, сбросили мешком. Крышку днем держали открытой, чтобы все видели вора. Имя его свидетелям, стряпчему и подьячим было приказано забыть. Кто из старых обывателей узнает, пусть знает, а остальным по молодости лет и дела нет, как зовут негодяя.

Вокруг ямы выставили шестерку стременных. Их зачем-то переодели в новые красные летники неудобного пошива, в руки сунули бердыши с легкими сосновыми держаками. Носить их было приятно, но в серьезном бою – это беда, неуравновешеный бердыш неустойчив в коротком замахе.

Глава 11. Тайный советник

Федя Смирной жил теперь в комнатушке под дворцом. Его извлекли из ямы утром в пятницу и поселили со всеми удобствами. В каморке даже кровать стояла — деревянный топчан с соломенным матрасом. Это место сразу захватил Истома.