Из всего того, что рекомендовал Бехтерев для поправки здоровья, Сталин изъявил согласие выполнить два условия: систематически принимать лекарство и отдохнуть осенью возле моря, походить на охоту. О сокращении объема работы не могло быть и речи…
Надежду Сергеевну я очень мягко попросил (наедине, разумеется), чтобы позаботилась о спокойной обстановке в семье. Она ответила холодным взглядом, давая понять: взаимоотношения с мужем — их сугубо личное дело. Однако через несколько минут, смягчившись и уяснив мою правоту, сказала, что постарается… И могу подтвердить: держалась Надежда Сергеевна довольно долго, года полтора, создавая если не благополучие в семье, то хотя бы видимость благополучия. Это хорошо, но только этого было все же мало для полного восстановления здоровья. А отойти от дел и лечиться Иосиф Виссарионович никак не хотел. Для него это было равно политической смерти. Если устраниться от руководства — значит, навсегда: конкурентов много. Тем более — лечение у психиатра. Сумасшедший, псих — разве может такой человек занимать руководящий пост?!
Да что там лечение: Сталин боялся, как бы не получил огласку сам визит Бехтерева. Надежде Сергеевне и мне он верил — не выболтаем. К тому же наши слова — это лишь слухи, предположения. Но совсем другое, если о болезни скажет сам Бехтерев. А он стар, рассеян и вообще вне контроля. Мало ли что может сорваться с его языка. И тогда конец политической карьере… Это был новый пунктик, мучивший Иосифа Виссарионовича, давивший на психику.
Успокоился Сталин лишь тогда, когда Бехтерев умер. Произошло это вскоре после памятного визита. Скончался пожилой человек, в этом в общем-то не было ничего особенного. Но у меня эта смерть вызвала гнетущее ощущение собственной причастности к чему-то темному, мерзкому.
Примерно за неделю до смерти Бехтерева на моей и Сталина квартире появился Лаврентий Берия со своей сладкой улыбкой. И еще один грузин средних лет, довольно интеллигентного вида, больше я его никогда не встречал. Иосиф Виссарионович беседовал с ними за бутылкой вина. Потом второй гость ушел, Сталин и Берия остались вдвоем, разговаривали очень долго.
В отношениях между Иосифом Виссарионовичем и Лаврентием Павловичем тот момент оказался переломным. В дальнейшем Берия стал приезжать в Москву все чаще, Сталин охотно уединялся с ним.
Глубоко ошибается тот, кто считает, что в наше время можно что-то скрыть, утаить, спрятать концы в воду. На какой-то срок — да! Но любое преступление, особенно лица высокопоставленного, все равно всплывает, ударит если не его самого, то родственников, соратников. Обязательно найдутся прямые или косвенные свидетели. Не стало Берии, и всплыл вот такой факт, вернувший меня к прошлым сомнениям. Выяснилось, что перед смертью Бехтерева у него побывали Лаврентий Павлович и тот самый грузин интеллигентного вида. Они привезли ученому виноград, другие фрукты, хорошее вино. Вместе съездили в Большой театр. Владимир Михайлович был весел, охотно отведал дары солнечного Кавказа. Но сия трапеза оказалась для него последней. Об этом рассказала женщина, находившаяся тогда при Бехтереве.
После похорон у нее еще раз побывал спутник Берии, предупредил, чтобы она никогда и нигде не упоминала о тех, кто приезжал в гости. Так припугнул женщину, что она долго молчала, живя в постоянном страхе. Но и о ней, вероятно, забыли. Да и кто бы поверил ей?
А она, конечно, забыть не могла. Минуло время, и она нашла с кем поделиться мучавшими ее воспоминаниями.[15]
Слишком много событий вершилось почти одновременно, с разницей в дни или месяцы, поэтому я могу перепутать их очередность. Это существенного значения не имеет: хронику создадут историки, которые займутся когда-нибудь биографией Сталина. А у меня — исповедь.
В бытность свою инспектором кавалерии, Алексей Алексеевич Брусилов организовал полевую поездку (верхом) представителей всех частей московского гарнизона с целью проверить уровень подготовленности среднего командного и комиссарского состава. Собраны были сто человек — самых различных должностей: командиры эскадронов и работники Главного штаба, комиссары стрелковых батальонов (им тогда полагалась лошадь), несколько интендантов и даже военные медики.
Маршрут, проложенный Алексеем Алексеевичем, был не только длинным, но и сложным, проходил по различным участкам местности: по просторным полям, густым лесам, руслам рек, по возвышенностям. Первый этап — вдоль Волоколамского шоссе до города Истры (кстати, в поездке участвовали по крайней мере три будущих военачальника, которым в сорок первом доведется воевать в тех местах). Как и думали мы с Брусиловым, на этом этапе выявились и отсеялись наиболее неподготовленные. Таких оказалось десятка полтора, больше половины — политработники. Объяснение простое: на службу пришли недавно, с заводов, с флота, к коню не привычны. Мы выделили их в особую группу, сократив маршрут и придав несколько заядлых кавалеристов из казаков.