Находясь зимой 1918/19 года близ Дона, я был свидетелем того, как постепенно угас пыл боев, как пришла Красная Армия в казачьи станицы и мир начал устанавливаться на Тихом Дону. И совершенно уверен: не вспыхнуло бы там восстание, не пролилось бы столько российской крови, не было бы для Республики стольких осложнений и бед, если бы не вредоносная политика. Казаки — народ гордый. Они и бедность, и трудности переживут, они бы ко всему притерпелись, если бы не оскорбления, унижения, злобные провокации со стороны эмиссаров Троцкого. Казакам спарывали лампасы с шаровар, ревкомы упраздняли слово «станица»…
В том шикарном поезде, в котором с тремя поварами разъезжал по фронтам Троцкий, имелся вагон-типография, выпускалась персональная, можно сказать, газета под названием «В пути», печатались многочисленные приказы. Несколько экземпляров газеты присылалось для сведения в штаб 10-й армии. Попал к нам и номер от 17 мая 1919 года со статьей «Восстание в тылу», вышедшей из-под пера самого Троцкого. Очень покоробила эта статья Егорова и меня. В ней говорилось, что восстание на Дону надо прижечь каленым железом. Ну, это закономерно. А дальше следовало требование безжалостно уничтожать не только мятежников, но и жителей казачьих хуторов и станиц. «Каины должны быть истреблены. Никакой пощады к станицам, которые будут оказывать сопротивление!» Да как же так?! На войне почти каждый населенный пункт берется с боем, «оказывает сопротивление». Значит, будем уничтожать все деревни, станицы, города, истреблять население, детей и женщин? Да и вообще, при чем тут семьи, мирные жители? Так ведь в короткий срок оголим, истребим всю Россию, мы — одну половину, белые — другую. Для кого же, для чего же воюем?
Оказалось — это еще цветочки! Я был совершенно потрясен, когда узнал задним числом, что по настоянию Троцкого ЦК РКП(б) еще 24 января 1919 года принял директивное решение об уничтожении казачества, подписанное Яковом Мовшевичем Свердловым (он же Соломон Мовшевич Иешуа). Речь шла о «массовом терроре», о «поголовном истреблении», что и начало осуществляться решительно и поспешно. Особенно «отличились» в массовых убийствах Якир, Гиттис, Ходоровский, Френкель, проявившие собственную инициативу и изобретательность при выполнении указаний Свердлова и Троцкого.
Вдумайтесь, это же надо: принять решение об уничтожении населения на территории, равной европейскому государству! И кого уничтожать: прекрасных тружеников-земледельцев, замечательных воинов, оберегавших рубежи Отечества. В мировой истории, полной всяческих трагедий, не было столь варварских официальных решений! Вполне понятно, что по донским станицам и хуторам поползли страшные слухи: в Москве, мол, постановлено извести все казачество под корень. Ну и, естественно, ожесточение борьбы возросло, многие казаки, даже не желавшие воевать, брались за оружие. Все это было известно, без сомнения, Ленину, известно Дзержинскому. Не могли они не знать на своих должностях! Или так уж силен был Свердлов, что никто не мог выступить против него?! Не берусь утверждать, по чьей инициативе, но выступили. 16 марта того же 1919 года Пленум ЦК РКП(б) отменил варварскую директиву: это совпало со смертью самого Якова Мовшевича от какой-то странной болезни. Однако отмена не носила характера официального распоряжения, на местах искоренение казачества продолжалось. В считанные месяцы прибавилось на степных просторах более миллиона могил, по хуторам и станицам выкашивались все подряд: мужчины и женщины, дети и старики.
Ставленники Троцкого свирепствовали не только на Дону, они готовы были уничтожить и кубанских, и терских, и уральских казаков. Однако основная масса красных бойцов и командиров не пошла в этом отношении за Троцким и его сторонниками. Такие полководцы, как Егоров и Буденный, такие военно-политические руководители, как Сталин и Ворошилов, открыто выступили против линии Троцкого. В войсках его имя вызывало неприязнь и страх. Еще бы: если в части, в подразделении были отказы от выступления на фронт, Троцкий приказывал строить полк и расстреливать каждого десятого. Или каждого пятого. Что ему — людей жаль? А если в подразделении был перебежчик, Троцкий расстреливал комиссара. Такая патология была у этого эпилептика. Даже термин ввел — «децимация» — расстрел каждого десятого для устрашения остальных. А теоретически, с присущим ему цинизмом, обосновал свои действия вот как:
«Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока, гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади».
Человеконенавистническое кредо! А ведь он им руководствовался! Вместе с ним в поезде постоянно находился особый трибунал, беспощадный и скорый на расправу — никогда не оправдывавший, а только каравший.