Многие делегаты считали, что теперь, после завершения гражданской войны, когда главным стало объединение республик в одно государство, партию не обязательно должен возглавлять русский товарищ. Есть Ленин, есть Калинин, олицетворяющие советскую власть. А от других национальностей кто на самом верхнем верху? И коль скоро речь заходила об этом, назывались две фамилии — Троцкий и Сталин.
Сторонники Троцкого горланили в кулуарах, рвались выступать на заседаниях, но шансы их были невелики. Чванством, зазнайством, наглостью Лев Давидович успел оттолкнуть многих товарищей по партии. И Ленин, на мой взгляд, не поддерживал его. Влияло и то, что делегаты — посланцы различных национальностей, хотели видеть Генеральным секретарем представителя одного из коренных народов страны, способного понимать и защищать их интересы. Все это вместе взятое и сказалось потом на работе Пленума ЦК.
Есть еще одно обстоятельство, которое обязательно надо учитывать, чтобы лучше понять Сталина и то, что с ним связано. Раньше всех это обстоятельство подметил Михаил Иванович Калинин, опубликовавший в 1925 году в «Правде» статью «Перед судом партии». Писал он об основных типах коммунистов-большевиков, создавших партию, боровшихся в подполье, готовивших и свершивших революцию. Сталина в этой статье Калинин выделяет особняком, не включая в число тех, кто был «основным хребтом партии». Об Иосифе Виссарионовиче сказано следующее: «…и были типы полного подпольщика, как Сталин, который не мог показать носа на улицу, но он работал в другой сфере; это уже организатор целых политических кампаний, комбинаций, комитетов и т. д.».
Точно подметил Михаил Иванович в своей искренней простоте. Сталин, действительно, не любил работать на улице, на заводе, с массами, он предпочитал плести замысловатые сети-интриги, оставаясь до поры до времени в стороне от шума. Если появлялась важная цель — не упускал никаких возможностей, чтобы достигнуть ее. Вот и тогда: не жалея времени, Иосиф Виссарионович готовился к XI съезду, рассылал в губернии своих партийных эмиссаров, подсказывал, кого следовало бы выбрать делегатом, беседовал со многими из них в Москве. Помогал ему Микоян, другие товарищи. Это тоже принесло свои плоды.
В общем — Иосиф Виссарионович стал генсеком. Потом уж начались разговоры о его грубости, резкости, капризности. Но я не считаю, что по натуре своей Сталин был груб, невнимателен к людям. Отнюдь. Он редко пользовался грязными словами, осуждал матерщину. Не любил скабрезных анекдотов, до которых обычно падки грузины. Заботливо относился к друзьям, охотно советовался с теми, от кого надеялся получить разумный совет. Но в характере его имелись черты, доставлявшие неприятность тем гражданам, которые оных не знали, не учитывали. Он любил работать по-своему, собственными методами и не терпел тех, кто выбивал его из привычной колеи.
Помню историю с двумя крестьянскими ходоками, прибывшими с Урала. Жалоба у них была на местных партийных работников. Вопрос этот показался кому-то серьезным, мужиков пропустили к генсеку. Я в этот момент был у него. Иосифу Виссарионовичу нравились люди смекалистые, энергичные, быстрые. Краткое обсуждение, решение — и действуй. Терпеть не мог медлительных тугодумов. А мужики, расположившись в кабинете, будто на весь день пришли, повели разговор степенно, издалека… Их, разумеется, можно понять. Сельское общество снарядило ходоков на последние гроши, крестьяне и на лошадях ехали, и чугункой добирались целый месяц, и в столице не сразу достучались до главного партийца. Их обида казалась им важнейшей, заслонила все на свете. Прежде чем открыть свою боль, хотели уяснить, какой человек перед ними, что за душой у этого рябого да чернявого, с жучиными усами. Ну и вежливость деревенская не позволила приступить сразу к сути. Сперва надобно о том, да о сем… Откуда, мол, родом, как поживает семья, много ли детишек?!..
Сталин отвечал сквозь зубы. Для него — нож острый говорить о себе, о своем прошлом, о своих близких и вообще переливать из пустого в порожнее вместо того, чтобы сразу брать быка за рога. Вот Михаил Иванович Калинин с неподдельным интересом стал бы расспрашивать: почему да как сгорела у ходока изба, сколько леса нужно на новостройку, чем будет крыть крышу, да и хороший ли там печник?.. Для Михаила Ивановича это было важно, ведь за каждым ходоком стоит целая волость: отношение к ходоку в Кремле — это отношение Советской власти ко всему крестьянству. А Сталина раздражала лишняя говорливость, отвлекавшая его от существенных забот. Воспользовавшись паузой, он спросил:
— Какая у вас жалоба или просьба ко мне?
— Видишь, мил человек, деревня у нас хоть и небольшая, и покрупней есть в уезде, да три корня в ней. От трех семей она зачалась, и три фамилии…
— У меня нет времени выслушивать родословную вашей деревни. Конкретно, что привело вас сюда? — Сталин говорил с тем чрезмерным спокойствием, которое скрывало его раздражение. Он уже клокотал внутри. А мужики продолжали: