Неужто существовали все эти места? Он, Васильцев, как-то уже начинал думать, что все это в пору его детства напридумывали учителя географии, чтобы как-то заполнить пустоты на своих картах.
Катя объяснила: в двадцать первом году им с родителями удалось сбежать через румынскую границу, в конце концов очутились в Англии. Там у ее отца, архитектора, задалась карьера, и в конце концов он стал обладателем большого состояния. А сама она окончила Оксфорд, изучала историю разных культур, поэтому много потом путешествовала, повидала мир, везде училась кое-чему. Драться так, например, научилась в Таиланде. Называется тайский бокс. Но всегда привлекала история России, вот и приехала сюда – некоторых архивных документов больше нигде не найти.
Юрий удивился: каким образом? Эмигрантов, да еще буржуйских детей, здесь вроде не больно-то жаловали. Это было небезопасно для нее, в любой миг могло случиться все, что угодно.
– А у меня есть охранная грамота, – улыбнулась Катя.
Ах, не верил Васильцев ни в какие такие охранные грамоты в теперешней Москве!
– И где ее тебе выписали? – со вздохом спросил он.
– Да все там же, в Англии. В Кентерберийском соборе: там я венчалась со своим мужем.
При слове «муж» он сразу почувствовал тяжесть в душе. Впрочем, на что он еще мог рассчитывать?
– Да, мой муж и есть моя охранная грамота, – уже серьезно сказала Катя. – Он, видишь ли, большой друг СССР.
– Британский коммунист, что ли? – скептически спросил Васильцев. Видно, живя у себя на Марсе, она не знала, что коммунистов и их жен здесь ставят к стенке ничуть не реже, чем беспартийных.
– Вовсе нет. Даже не сочувствующий. Он простой английский капиталист, но это, поверь, надежнее любых партийных билетов, потому что его заводы поставляют сюда оборудование, без которого товарищ Сталин не сможет строить свои танки и самолеты. Поэтому я совершенно вне всякой опасности.
– Похоже на то, – вынужден был согласиться Юрий.
Продолжать разговор о ее муже-заводчике не хотелось, да и вообще, пожалуй, пора было раскланиваться. Он уже начал было подниматься с кресла, но Катя его остановила:
– Ты что, мужа испугался? Не бойся, тебе не придется прятаться в шкаф. В действительности никакого мужа нет и никогда не было.
Васильцев лишь удивленно поднял брови.
Оказалось, все достаточно просто. Тот англичанин, которому, кстати, было уже за восемьдесят, – друг ее отца, ныне покойного. Когда он узнал, что Катя решила отправиться в страну большевиков, то сам предложил эту меру безопасности – вступить с ним в фиктивный брак. Так что теперь она – миссис Сазерленд, трогать которую здесь без высочайших санкций никто не решится. А брак, по их договоренности, не обязывает ее ни к чему, она совершенно свободна.
Та тяжесть сразу ушла с души, однако теперь он не знал, что ей сказать, чувствовал себя мальчишкой, которому, как бывает в детстве, не хватает каких-то самых нужных слов. Вопрос, соскользнувший с языка, был, пожалуй, самый нелепый для этой минуты:
– А пистолет откуда у тебя? – на что последовал ответ истинно марсианский:
– В магазине купила. – Улыбнувшись, Катя добавила: – Да не смотри ты на меня так! В Лондоне, разумеется. – Помолчав, сказала: – Приехала – и не знала, как тебя найти. Никуда не могла обратиться – боялась тебя подвести: знаю, что тут бывает за связи с иностранцами. Вдруг иду мимо «Националя», смотрю – кажется, это ты туда входишь с тем бородачом. Дождалась, когда выйдешь, но все равно была не уверена, поэтому и пошла за тобой.
Юрий прикинул, сколько времени длился его разговор с Домбровским. Пожалуй, не меньше двух часов.
– И что, – спросил он, – там, у «Националя», столько времени ждала на морозе?
Она опять улыбнулась:
– Пустяки, Юрочка, я этой встречи ждала гораздо дольше. Знаешь, ведь одна из причин, почему я и в Москву-то приехала, – хотела увидеть тебя.
И опять язык колыхнулся глупо, как детская погремушка:
– Меня? Почему меня?..
– Потому!.. Ты совсем, что ли, ничего не понимаешь?! Потому что если бы тогда, в двадцатом году, не ты… Я все время об этом вспоминала. Вообще, ты мне в жизни очень помог. Я имею в виду – не только тогда, но и потом тоже. Может, если бы не это, я бы совсем по-другому жила.
Слышать это было странно. Перед ним сидела благополучная, совсем из другого мира, очень красивая женщина; чем ей в ее нынешней далекой жизни мог помочь тот мальчишка-очкарик, не пожелавший быть двуногим без перьев на какой-то крохотный миг?
Катя спросила:
– Ты это ради меня тогда сделал?..
Он смутился:
– Ну, в общем…
– «Ну, в общем»! – передразнила она. – Хотя бы соврал поубедительнее!
Да зачем же, зачем же врать?!
– Ради тебя, – сказал он твердо и сейчас не сомневался, что иначе оно и не могло быть.
– Ну вот, слава богу! – Она, как тогда, в детстве, провела ладонью по его щеке: – Герой ты мой, глупый и трусливый герой…
– Почему трусливый? – не понял он.
– А ты не помнишь, как мы с тобой на крышу лазили на звезды смотреть?