Тайный суд

– А что за цифрами такими вы тут сыплете? – спросил Домбровский. – Это что, из какой-то каббалистической нумерологии?

– Это телефон, – с надеждой в голосе проговорил подсудимый. И доверительно добавил: – Телефон приемной товарища Пестрюкова.

– Ах, этого… – брезгливо произнес Домбровский. – Не вижу никакой необходимости ему звонить, ибо, полагаю, он вскоре предстанет здесь перед нами собственной персоной. Однако нынче речь идет о вас. – Он обратился к Борщову: – Итак, слушаем.

Борщовская тень с асимметричной головой приподнялась на задней стене.

– Итак, – начал Борщов, – находящийся перед нами гражданин Урюпник Семен Герасимович обвиняется в убийстве вдовы Серафимы Ильиничны Долинской, каковое произошло…

– Прошу заметить – вдовы расстрелянного врага народа! – вклинился Урюпник. – Ее муж, вражина, был…

Председательствующий остановил его:

– Нам известно. Это преступление, я разумею расправу над гражданином Долинским, совершило, увы, государство, не в нашей компетенции судить за него, тут уж виновных, надеюсь, когда-нибудь осудит история. Пока что речь же идет лишь о преступлении, совершенном лично вами. – Он кивнул Борщову: – Мы слушаем.

– …каковое произошло, – продолжал тот, – десятого числа прошлого месяца с целью вселения в квартиру жертвы…

– Квартиру все равно передали бы мне, товарищ Шумихин лично обещал! – снова перебил его подсудимый, однако Борщов, оставив эту реплику без внимания, невозмутимо продолжал:

– …а также с целью присвоения принадлежащего ей имущества, а именно: шубы каракулевой, шапки из песца, ридикюля из кожи… Ваша честь, тут длинный перечень, думаю, не стоит затягивать процесс перечислением…

– Все равно пропало бы! – опять встрял Урюпник. – Ее бы все равно не сегодня завтра на Колыму, там каракулев носить бы не дозволили.

– Суд пока не предоставлял вам слова, – заметил председательствующий и обратился к Борщову: – Пожалуйста, поподробнее – что же произошло?

– Да, ваша честь… В упомянутый мною день жертва вернулась в свою квартиру и обнаружила там подсудимого Урюпника и его супругу, по-хозяйски рывшихся в ее вещах. Увидев Дольскую, они повелели ей катиться прочь, покуда цела, а когда жертва попыталась хотя бы забрать свои вещи, гражданин Урюпник нанес ей удар…

И снова Урюпник не выдержал:

– Старая карга сама упала в обморок и стукнулась об угол стола!

– Да, да, – подтвердил Борщов, – именно так вы объяснили случившееся милиции, кою ваши объяснения всецело удовлетворили. Однако «угол стола», о котором вы тут изволили говорить, отчего-то по форме полностью совпал с кухонной тяпкой, обнаруженной там же, на кухне.

– Случайно! Все вышло случайно! – взвизгнул Урюпник. – Я потом пытался ей помочь!

– И надо сказать, весьма своеобразно пытались, – сухо проговорил Борщов. – По имеющимся у нас данным, жертва скончалась вовсе не от удара тяпкой, от которого лишь потеряла сознание, а от асфиксии, то есть от удушения, по-русски говоря. Не хотите ли вы, Урюпник, убедить нас, что оттиски ваших пальцев у нее на горле появились, когда вы делали ей искусственное дыхание, а крик вашей супруги: «Сема, души ее, стерву!» – был призывом оказать эту помощь?

– Это… – пробормотал Урюпник. – Я плохо помню… Это было как во сне… Старая карга…

– Жертва, – поправил его Домбровский.

– Она оскорбила меня. Эта старая… жертва… она назвала меня…

– Мародером, – подсказал Борщов. – По свидетельству соседки, именно так. И вы хотите сказать, что это (весьма, кстати, точное) обозначение ваших действий привело вас в состояние аффекта?

– Чего?

– Аффекта, то есть крайнего душевного волнения.

– Ну…

– Баранки гну! – как-то совсем по-базарному рявкнул Борщов, что было здесь совершенно неуместно, однако под взглядом председательствующего тут же прокашлялся и прежним ироничным тоном продолжил: – В таком случае, следует заметить, что подобное состояние аффекта посещает вас всякий раз при виде того, что плохо лежит. Так… – Он заглянул в какую-то бумагу. – Так, три месяца назад, изымая у вдовы арестованного накануне гражданина Иверцева перстни с драгоценными камнями (кои, замечу, все пять до сих пор красуются на пальцах вашей жены и дочери), вы в этом состоянии удушили ее при помощи бельевой веревки, после чего на той же веревке и повесили ее в клозете. И в том же, вероятно, крайне взволнованном состоянии засунули головой в духовку кухонной плиты дочь гражданина Жерденко и пустили газ. О чем бишь там шла речь?.. Да, вот! О ее комнате, которую затем незамедлительно заняла ваша младшая дочь Елизавета.

– Лизка замуж выходила… – пролепетал Урюпник. И, рванувшись, возопил: – Бэ семь двадцать два пятнадцать! Позвоните, вам скажут! Прошу!..

Однако председательствующий ударом молотка оборвал его вопли и провозгласил:

– Суд удаляется на совещание.