Тайный сыск генерала де Витта

Да, один свой поэтический сборник, сказывают, он посвятил Каролине, божественной своей Каролине, гениальной интриганке и бесподобной красавице, даме изобретательно хитрой, необыкновенно страстной и исключительно коварной; я бы даже, завидуя, сказала так: гениально-коварной. Между прочим, брат Жюля Лакруа Поль — тоже литератор (он пишет под псевдонимом “библиофил Жакоб”), и он посвятил Каролине целый труд свой о баронессе Крюденер. Сию баронессу я отлично помню: она была ближайшей подругой и наставницей княгини Голицыной. Сказывают, что “библиофил Жакоб” был многолетним любовником Каролины. Я не раз слышала, что Каролина Собаньская увезла с собою в Париж, помимо горстки фамильных бриллиантов (она, надо сказать, хотя и чрезвычайно родовита, но при этом довольно-таки бедна и долгие годы, утверждают, находилась на содержании российской тайной полиции и лично генерала Осипа Витта, мерзавца из мерзавцев), целый баул с документами и всякого рода историческими раритетами. И сии раритеты имеют самое непосредственное отношение не только к России и Польше, но и к Франции предреволюционной эпохи. Совершенно очевидно: там находилось и то, что Каролина в своё время получила в дар от княгини Анны Сергеевны Голицыной, своей кореизской благодетельницы. При этом у меня нет никаких сомнений в следующем.

Каролина Собаньская вообще отличалась страстью к собирательству письменных раритетов. К концу жизни она сумела собрать автографы почти всех знаменитостей своей эпохи от государственных деятелей до поэтов. Там были автографы императора Александра I, прусского короля Фридриха II, польского короля Станислава Августа, герцога Веллингтона, письма Жермены де Сталь, Рене де Шатобриана, Бенжамена Констана, Виктора Гюго, Александра Дюма, Сент-Бёва, Эжена Сю, Проспера Мериме, Франца Листа… Некоторые письма, в том числе Бальзака, Мицкевича, бывшего наполеоновского маршала Мармона, адресованы самой Собаньской. Под порядковым номером “41” вклеен лист с самой ценной рукописью, предваряемой надписью по-французски: “Александр Пушкин” и “К. Собаньской, урожденной Гр-не Ржевусской”. Это единственный дошедший до нас собственноручно написанный Пушкиным текст стихотворения “Что в имени тебе моем?..”. Последнее “прости” от ушедшего в мир иной русского гения…

Именно в бумагах семейства Лакруа, полагаю, теперь и нужно искать разгадку исчезнувшего королевского ожерелья из 629-ти бриллиантов, которое так и не досталось королеве Марии-Антуанетте и вообще принесло множество бед всем, кто до него касался или хотя бы думал о нем.

И ещё меня не оставляет надежда, что Каролина Собаньская-Лакруа хотя бы в один из своих многочисленных альбомов внесла записи бесценных рассказов Анны Сергеевны Голицыной о графине Жанне де ла Мотт и об громком уголовном процессе, омрачившем последние годы правления несчастной королевской четы — Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты.

Но ежели этого вдруг по каким-то причинам и не было сделано, то уж непременно Каролина вклеила в альбомы подлинные бумаги, связанные со скандальным процессом графини де ла Мотт и графа Калиостро. А ежели Каролина не вклеила ничего в альбомы свои, то в любом случае она сии наиинтереснейшие бумаги непременно сохранила и просто не могла не сохранить. Не могла! Я просто убеждена в этом.

Вот хотя бы одним глазком взглянуть на дар, полученный Собаньскою от княгини Голицыной, дамы вздорной и сумасбродной, крутой на расправу, но при этом безмерно щедрой и отзывчивой! Хотя бы удалось взглянуть, дабы, наконец, можно было постигнуть до конца историю загадочной французской графини, вдруг неожиданно поселившейся на исходе царствования Государя Александра Павловича в Старом Крыму, сначала в голицынском Кореизе, а потом в имении “Артек”, тогда почти что пустынном!

Увы, ныне я вполне уже постигаю, что любопытство моё на сей счёт вряд ли будет в ближайшее время должным образом удовлетворено. Однако вместе с тем знаю я и то, что, конечно, неизбежно настанет пора, когда рукописные сокровища из собрания семейства Лакруа, оставаясь в пределах частной коллекции, станут всё-таки доступны для всеобщего обозрения. Во всяком случае, ученых мужей рано или поздно допустят до этих бесценных сокровищ, до этих исторических деликатесов.

Тогда-то тайна пропавшего за несколько лет до революции уникального королевского ожерелья, состоящего из 629-ти бриллиантов, и будет, наконец, окончательно и бесповоротно раскрыта, тогда-то она, слава Богу, и выплывет на свет божий!

Осознание сего обстоятельства, конечно, сильно успокаивает меня, но вместе с тем не могу не признаться: страсть, как хочется самой узнать правду, да видно не судьба!»

До конца дней вокруг Каролины роились самые нелепые слухи и сплетни. Представляю, как она от них устала к концу жизни! Но, увы, таков был её удел. Это была плата за насыщенные великими событиями и потрясающими встречами молодые годы. Есть время разбрасывать камни, и есть время их собирать. Судьба отпустила Каролине в избытке того и другого…