Тайный сыск царя Гороха. Книги 1-10

Аксинья меж тем, не замечая, как воодушевлённый Митя пялится на её грудь, продолжала грузить нас совершенно невнятной информацией. Типа победить Змея нельзя, ибо он божество древнее, индусско-скандинавское, силы немереной, красоты неописуемой, куда там Баскову, и никакой ржавый меч царя Гороха ему не помеха. Собственно, это и было единственно полезным фактом. Даже если мы вновь вытащим легендарный меч Бовы-королевича, то всё равно на всей Руси не нашли бы богатыря, способного управляться с ним в реальном бою. Оптимизма это не добавило…

— Может, ещё у вашего мужа спросим?

— Ага, ежели он к завтраму в себя придёт, — с уверенностью хмыкнула хозяйка. — Пьёт же, зараза. Как свинья нажирается! А потом же бросается на людей без спросу, без поводу. Мне уж и стыдно, и больно, а что поделать — терплю, раз жена… Куды деться-то?

— Никуда, — уныло вздохнул я.

— Да вы уж не огорчайтесь так, Никита Иванович, — приобняла меня средняя дочь Яги, жарко дыша в ухо. — Помогу я вам, добрым молодцам! Как из дому нашего пойдёте, левой руки держитесь. Долго ли, коротко ли, а увидите на холме высокий терем. Там сестра наша старшая живёт, уж она-то всё про Змея знает. А не она, так муж её верное слово скажет…

Насчёт «верного слова» я, конечно, крепко сомневался. Мы уже две семьи опросили по интересующей нас теме, а толку ноль. Какие-то сказки про восток, север, запад, Стеклянную гору, сон по сто лет и прочая невнятная фигня.

Хотелось бы чего-то более серьёзного, а не панических воплей о том, что Змея по-любому одолеть нельзя. Мы же и самого Кощея Бессмертного арестовывали! Не то что перелётную ящерицу с креном на сексуальной почве…

— Вот, на, участковый. — Хозяйка, не стыдясь, запустила руку мужу в штаны на заднице и протянула мне рыжее в крапинку перо. — Ежели перо энто в том тереме покажешь, так тебе всё мёдом мазано будет. А коли где потеряешь, так уж на себя пеняй, моей вины в том уж нет…

В общем, как вы понимаете, ушли мы несолоно хлебавши. Это если выражаться на местный манер. Я бы просто написал — облом. Можно даже так: облом-с…

Митю я вытащил за шиворот, он явно попал под обаяние объёмистой в нужных местах красавицы Аксиньи. Мне же никаким боком не улыбалось дожидаться прихода в сознание второго тестя Бабы-яги. Мы вышли за ворота и, как было указано, пошли по тропиночке, ведущей налево.

Я молчал. Митя нёс несусветную пургу, он это любит и умеет…

— И чего мы от них так скоро рванули-то, а? Ну вы, понятное дело, человек окольцованный, а я парень молодой, холостой, невенчанный! Ежели вам Маняша чего и наплела, дык Христом-Богом клянусь, не было у нас ничего! То исть в смысле, чтоб ей потом ко мне в Лукошкино в гости ездить, точно не было! Тем более с коровой! Да вы ж её видели, дуру рогатую. Нешто я там, в Подберёзовке, каждой корове обещания раздавал?!

Насчёт той домашней скотины он, конечно, был прав. Мы с этой коровой встречались пару раз на узкой тропиночке, впечатления на всю жизнь, и далеко не самые радужные.

— Так я к чему речь-то веду, Никита Иванович, отец родной, может, вы к третьей сестрице сами заглянете, а я покуда к гражданке Аксинье с ответным визитом наведаюсь? Ну, покуда её муж спит! По делу, не просто так, может, она чего полезного для следствия сообщить подзабыла? А со мной-то враз припомнит, верно?

— Митя, уймись.

— А хотите, я вам под это дело историю жалостливую деревенскую поведаю?

— Опять Шекспира пересказывать будешь?

— Да тьфу на вас, Никита Иванович! И на Шекспира вашего в придачу. Другую историю расскажу. Печальственную-у…

Я махнул рукой, потому что отвязаться всё равно никакой возможности не было. Ну вы же его знаете, значит, и меня поймёте, правда? Сюжетную канву я уловил где-то к середине текста…

— Стало быть, дружбаны и уговорили Одеську на разборки идтить. Он бы сам и не хотел, у него жена молодая, да и сын подрастал. К тому же дорожка ихняя затянулась, ой затянулася-а-а… То пьянка, то драка, то на мужика одноглазого нарвались, то не по тем звёздам в море пошли! Однако ж возвернулся он домой после десяти лет странствий, так его тока собака и узнала. Старый, небритый, одет, как пугало деревенское, а на двор его уж и женихи богатые съехались. К евонной «вдове» толпою сватаются, а она ни сном ни духом, что Одеська-то как есть живой! И взял он…

— И взял он лук да пострелял всех претендентов без суда и следствия, — на автомате продолжил я. — Милиции на твоего гражданина Улисса не было.

— Улиткина, — поправил Митя. — Одеська Улиткин его звали вроде как…

Спорить с ним и приводить в пример мифы Древней Греции не было ни смысла, ни желания. Во-первых, бесполезно, во-вторых, всё равно не докажешь, откуда эта деревенщина знает гомеровскую Одиссею…

— Никита Иванович, а вы уверены, что нам вот прямо туда и надо? — неожиданно встал Митя, так что я по инерции въехал носом ему в спину.

На косогоре чёрным силуэтом выделялся высокий терем, окружённый бревенчатым забором. И вот на этом заборе, у ворот, действительно висели человеческие черепа. Без нижней челюсти, выбеленные временем, наверняка очень старые…