Тайный сыск царя Гороха. Книги 1-10

– Тут ня поспоришь. Однако же если он сам тех воров навёл, позвал и даже долю с их добычи получил, так энто уже иной коленкор.

– Организованная преступная группировка, – с сомнением протянул я. – Жаль, но мои искренние симпатии на стороне Мухтара. Тьфу, извиняюсь.

Меж тем в дверь вошёл бедно одетый щупленький мужичишка со всклокоченной бородёнкой, а следом шагнул дородный солидный мужчина, если уж и не купец с виду, то как минимум очень зажиточный человек. Посадивший на цепь другого человека, своего земляка, соседа по улице.

Я вдруг почувствовал нарастающее раздражение.

– Ну и?! Скока мне ждать, покуда энтот пёс смердячий своих соучастничков повыдаст? Под пытку его надоть, на дыбу, да чтоб кнутом язык развязать! Ужо-о… ух ты у меня!

– Ой, боюсь, боюсь, – еле слышно просипел мужичок.

– Минуточку, – насторожился я. – Что у вас с голосом?

– Осип, поди, пока лаял, – отмахнулся купец и перевёл взгляд на наместника. – А энтот молодой что ещё за птица залётная?

– Сыскной воявода из Лукошкина. На пять вёрст вора чуеть, на сажень у землю видить.

– И ещё б-белку в глаз бьёт, – бесстыже дополнила Яга, на миг приподняв голову и вновь гулко рухнув лбом о стол.

– Да врёте ж, поди. – Купец брезгливо выпятил толстую нижнюю губу. – Ну и ладно, мне царь лукошкинский не указ. Руки у него коротки, а у меня мошна тугая. Говори лучше, наместник, когда вора пороть будем? А?!

– Уточните, гражданин Барыга, – терпеливо начал я, – действительно ли вы давали этому человеку в долг и какую сумму?

– Двенадцать копеек, капусты да репы на базаре прикупить. Да тока он же не человек, он холоп, грязь, чёрная кость, мужик сиволапотный!

– Попрошу без грубостей!

– Чего?!!

– Продолжим. Итак, не получив от него денег, вы посадили человека на цепь?

– А чё? Имею право!

– Не имеете. – Я твёрдо посмотрел ему в глаза. – Любой гражданин несёт наказание только по решению суда. Частные тюрьмы, пытки, избиения или несанкционированное задержание является, по сути своей, преступлением против государственной власти.

– Вот тока ты меня на голос-то не бери! – аж подпрыгнул покрасневший от ярости купец. – Молоко у тебя на губах не обсохло старших учить! Я-то своих молодцов свистну, так тя в бараний рог скрутят, опосля и…

– Не грубить гостю у моём домя, – тихо, но как-то очень многозначительно протянул наместник.

Бородач хмыкнул и нагло ухмыльнулся:

– В твоём доме твоя власть, а за воротами места глухие, леса тёмные, тропинки тайные. Всякому гостю совет добрый задарма даю: ты ходи, да оглядывайся.

– Вернёмся к заданным вопросам, – не обращая внимания на возросший градус накалённости общей атмосферы, продолжил я. – Вы посадили человека на цепь, заставив изображать собаку. В ночь кражи он лаял?

– Ещё как! Говорю, и лаял, и брехал по-собачьи, и выл дюже громко. У меня-то не забалуешь, поставлен лаять, так лай!

– Неправда…

Мы все, включая открывшую один глаз бабку, уставились на робкого мужичка.

– Христом Богом поклянусь, люди добрые, – он упал на колени, – днём лаял, вечером лаял, а как на закате водицы из миски собачьей хлебнул, так и… ничё не помню. Тока утром встал, сарай нараспашку, мешков с товаром нетути, а тут и хозяин, зевая, выходит. Да сразу в крик и палкою меня по спине…

– А что за товар, кстати?

– Твоё какое дело?! Ты мне воров сыщи! – резко набычился купец. – Всю шайку излови, а с энтим наводчиком мы, поди, уж сами разберёмся. Уж я ему не спущу!

Я наклонился к наместнику, быстро шепча ему на ухо. Он кивнул, неспешно вышел из-за стола, с кем-то переговорил в сенях и вернулся обратно.

Я глянул в окно – четверо парней, подхватив польские сабли, бегом вылетели со двора. Вот и отлично, тут тоже умеют исполнять приказы.

– Что ж, думаю, дело можно считать раскрытым. Гражданин мужик, тьфу, как вас по имени-отчеству?

– Спиридон Тихонович.

– Фамилия?

– Петров, – не сразу вспомнил обвиняемый.

– Гражданин Петров Спиридон Тихонович, вы свободны, – громко объявил я, вставая. – Все обвинения с вас сняты. Взятые вами в долг двенадцать копеек можете не отдавать, они будут учтены как компенсация вашего морального ущерба.

– Ча-а-во-о-о?!

– Могу, то исть, идти до дому? – не поверив, уставился мужичок со слезами на глазах.

– Идите, идите, к вам претензий нет. А вас, гражданин Барыга, я попрошу остаться!

Мне всегда очень нравилась фраза Мюллера из «Семнадцати мгновений весны». Вроде и обычные слова, ни угрозы, ни давления, а всё равно пробирает аж до мурашек по коже. Когда освобождённый дунул со двора так, что только неновые лапти сверкали, я откашлялся и договорил: