Тайный воин

Опёнок заглянул в деревянную чашку. Там были крошёные водоросли, прозванные в память овощей, из обычных давно ставших привозными и многоценными: капуста, репа, боркан.

– Не всегда, – сказал Сквара. – Ещё пареное в праздник дают. Только учитель всё равно говорит, что от сырья вернее мочь прибывает.

Лутошка неуклюже пошутил:

– Я уж решил, мне по заячьей губе и харч заячий… – Потом жадно спросил: – А чем тогда из поварни пахнет?

Сквара выпрямился:

– Так пир ныне. Гостьям почесть.

Лутошка смотрел с завистью. Рассказывать кабальному, что младшим ученикам с того пира не достанется даже объедков, Опёнок не стал. Ещё не хватало!

Мытная башня отстояла от житой доли крепости дальше всех остальных. Туда не было пути по стене. Прясла разорвали трещины, а мостиков никто не навёл. Не было пути и дворами. Выходы горячих ключей образовали перед башней болото, ржавое, мёртвое, опасное. Сквара попытался обойти его с одной стороны и с другой, полазил по ненадёжным, скользким от постоянной сырости развалинам палат и внутренних стен. Здесь приходилось прятать лицо от вонючего удушливого пара, не предназначенного для человеческих лёгких. На самом деле Чёрной Пятери досталась удача, выпадавшая далеко не всем людским поселениям: горячие кипуны пробудились прямо под крепостью. Только добрыми и животворными были не все.

Огромные куски кладки вырвало и выломало – где по швам, где как попало, расколов неподъёмные чёрные кабаны. Беда, слизнувшая всю середину Андархайны со столицей Фойрегом и царским двором, до северных окраин докатилась, можно сказать, лёгкими щелчками. Всего-то сожгла половину лесов, исковеркала землю и смяла каменные палаты, как дети мнут кусок сыра в горсти.

Ветер говорил, в Чёрной Пятери многие уцелели. На юге люди гибли целыми городами, едва успев испугаться. Каменные твердыни плавились в небесном огне, оплывали, текли, вспыхивали погребальными пламенами для всех, кто ещё вчера любил, ссорился и надеялся под синим солнечным небом… Общий костёр поглотил вельмож и бродяг, святых жрецов и бессовестных богохульников. Праведного царя Аодха Четвёртого и царицу Аэксинэй ныне благоговейно величали Мучениками. Шёпотом передавали сказ о спасённом наследнике, который вот уже совсем скоро объявится людям и чуть ли не солнце в небо вернёт…

Подземелья в Чёрной Пятери были столь же запутанные и опасные, как остатки верхних палат. Холодница, где новым ложкам поначалу было так обидно и страшно, на поверку оказывалась далеко не самой лютой темницей. Это мальчишки поняли уже давно. Настоящая тюрьма располагалась на два жилья ниже. Туда с поверхности не доносилось ни звука. По стенам каморок виднелись полосы, оставленные водой. Если сравнивать, в холоднице впору было веселиться-плясать…

Тут, что ли, кого-то молил отдать вину попущеник Галуха?

«Гедах… И ещё этот… Кен… Фин…»

В самом дальнем зауголке зияло отверстие вроде того, у которого в лесном притоне ёжился Ознобиша. В прежний поход туда спустился было оттябель Пороша, но сразу выскочил вон. Скользкие каменные ступени вели в сущий мешок с единственным выходом посреди свода. Гнездарь не успел даже как следует осмотреться внизу – у него начал гаснуть светильник. Скваре тоже хотелось сойти в таинственную палату, но было некогда. Они тогда снимали с петель и вытаскивали прогнившие двери каморок.

«Узников ждут, что ли?» – спросил Ознобиша. Спросил довольно спокойно, уже убедившись: крови Ивеня здесь не найдёт. Однако вопрос вышел зряшным. Ответ можно было предвидеть.

«Ага, – похлопывая палкой по ладони, сказал межеумок. – Кое-кого, кому холодница дом родной. Здесь-то песни орать небось не захочет…»

На самом деле тюрьма в крепости была невелика. Не какое следует узилище, так, неволька. Всего дюжина камор, потому что андархи любили считать дюжинами. Кого им тут было держать во времена Царского Волока? Купеческого охранника, спьяну подравшегося с ватажниками, помогавшими на перетаске? Невмерно хитрого торгована, утаившего тёмный товар?.. А теперь кого накрепко замыкать собрались, не Лутошку же?..

Двери в невольке затеяли выправлять после гибели Космохвоста. Попадись царский рында Белозубу сегодня, они бы со Скварой могли совсем разминуться.

«А если бы атя тогда Светела послушал и домой нас увёл, с Ветром тоежь бы разминулись…»

Думал он об этом без прежней боли. Как ни противился – домашнюю жизнь понемногу затягивало пеленой. Раньше, что ни случись, Сквара тотчас принимался подбирать красные слова: своим рассказать. Теперь этот обык вспоминался всё реже.

Ещё в тот раз Опёнок мельком заметил письмена, процарапанные на стене одной из камор. Только присматриваться было недосуг.

Он подкрутил фитилёк, чтобы лампа давала побольше света. Стал по очереди отворять двери.