Тайный заговор Каина

— Сразу после полуночи. Я не беспокоился. Ведь ты сказал, что до половины двенадцатого позвонишь сам или позвонит Лилиан. Она позвонила чуть позже, голос был уверенный, спокойный, ничего настораживающего. Я думал, с тобой все в порядке и ты летишь в Цюрих. Она говорила, вроде бы что-то произошло в Трювеле, поймали Гейера и пару других. Они стали давать показания. Вот почему ты должен был уехать. Это ей сообщил Ольсен. Он слышал все это по полицейской рации. Лилиан сказала, вы берете его с собой, даете ему шанс. Ради Бога, Ричи, что произошло?

Пока я рассказывал все Мински, мое негодование и злоба перешли в неистовый гнев. Теперь я уже не обманывал себя насчет того, что ее предательство можно оправдать угрозами и насилием вооруженного Ольсена.

— Я должен выяснить, что случилось с Лилиан. Пока, Борис.

— Подожди! Ты в западне? Куда ты собираешься? Послушай меня, Ричи! Ты не можешь…

— Нет, могу. И я сделаю!

— Что с Порадином?

— А что с ним?

— У тебя до сих пор был шанс, но если…

— Тогда зачем ты дал мне все эти документы?

— Но ты же не собираешься пойти на безрассудство?!

— Нет, сейчас слишком рискованно.

— Что делать мне?

— Ждать, пока все гости разойдутся. Затем ты можешь сообщить детективам в «Стрип-клубе» и еще одному снаружи, что я исчез. Что ушел около двух, обещая вернуться. Уходи как можно позже, чтобы дать мне время.

— Дашь о себе знать, Ричи?

— Я позвоню тебе. Нет, я пришлю телеграмму. Если все будет о’кей, то в ней будет сказано: «Прибыл благополучно. С пожеланиями, Ричи». Если нет, то текст будет таким: «Прибыл благополучно. С наилучшими пожеланиями, Ричи». Сможешь запомнить? «С пожеланиями» и «с наилучшими пожеланиями».

— Идиот. Послушай меня, оставайся на месте и звони Парадину.

— Ни за что.

— О Боже, и когда… когда я услышу о тебе?

— Я еще пока не знаю. Как только это будет возможно. «С пожеланиями» — хорошо, «с наилучшими пожеланиями» — плохо. О’кей?

— О’кей, ты говоришь! Как я смогу помочь тебе, если будет сказано: «С наилучшими пожеланиями»? Что я смогу сделать?

— Я должен идти. Будь осторожен, Борис, — сказал я и повесил трубку.

Было двадцать пять минут пятого. По-прежнему шел дождь. В здании аэропорта было тихо. Многие стойки были закрыты. Несколько пассажиров, сидя и лежа на мягких диванах, спали. У меня вдруг закружилась голова и я сел. В эту минуту мне все было безразлично. Пусть хватают прямо здесь. «Вот только не могу понять, зачем Лилиан предала меня», — вяло подумал я. С этой мыслью я и заснул. Проснулся я только через час, удивившись, что не упал со скамьи. В зале стало оживленнее. Я поднялся и с трудом дотащился до информационного табло. Швейцарский самолет прибывает из Нью-Йорка в шесть часов утра и отправляется в Цюрих в шесть тридцать. Это был мой самолет. Через десять минут я купил билет, сделал отметки о проверке багажа и сидел в ресторане. Я пил кофе и пытался съесть хотя бы булочку. Дождь лил по-прежнему. Самолет приземлился по расписанию. Многие вышли во Франкфурте.

Таможня и паспортный контроль остались позади. Я чувствовал себя очень спокойно и необычайно уверенно. Несомненно, это было следствие наркотика, который я просто вынужден был принять.

Дождь в Цюрихе не шел, но было холодно и ветрено. После приземления я сразу же узнал расписание. За полчаса до посадки в Цюрихе самолет авиакомпании «KLM» вылетел в Каир, а через четверть часа вылетал лайнер «РАА» в Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айрес.

У стойки авиакомпании «KLM» я узнал, что Анджела Диркин приобрела билет на каирский самолет. Служащий не мог сказать мне, улетела ли она одна. «Мы были очень заняты. Самолет был заполнен до отказа», — сказал он.

— Когда следующий рейс в Каир? — спросил я.

— Вечером, в восемь тридцать.

Мне повезло: самолет авиакомпании «Сабена» вылетал в половине одиннадцатого утра. Я забронировал место. Сейчас мне трудно объяснить, почему я так поступил. Я все еще любил Лилиан больше жизни, зная наверняка, что она предала меня.

У меня возникла мысль, что, может быть, Лилиан предала меня под угрозой. На самом деле она все еще любит меня. Лилиан — жертва шантажа. Я догадывался, что в ее жизни есть какие-то темные пятна, мне неизвестные. Я решил помочь ей во что бы то ни стало. Лилиан нужна мне, просто необходима. Я должен разыскать ее.

Затем меня охватил безграничный гнев, горькая обида и разочарование. Я никак не мог найти объяснение предательству Лилиан. Что или кто заставил ее сделать эту подлость? Необходимо в этом разобраться, даже если мне это будет стоить жизни.

Египетский таможенник в аэропорту «Гелиополиса» был типичным арабским крестьянином: высокого роста и крепкого телосложения. У него были миндалевидные глаза с густыми ресницами, низкий лоб, выступающие скулы и толстогубый рот. Он занялся тщательной проверкой моего багажа.

— Откройте, пожалуйста, — сказал таможенник по-английски с сильным акцентом.