Тайпэн. Миротворец

Отвалившись от колонны, Торгутай направился к дверям, оставляя манеритских вождей самим решать, как следует поступить. Каган Тимур, сидевший с ближе всех к дверям, хмуро посмотрел ему вслед. Он знал, что сказанное убедит многих принять сторону Ханя и приложить усилия, чтобы остановить войну, вот только Тимура это совсем не устраивало. Тайпэн много говорил о долге, и каган прекрасно понимал его. У него был свой долг и свой улус на берегу голубого Нерулена, и ради них каган Тимур готов был пожертвовать не только чужими жизнями, но и своей, если потребуется.

Спальня Ли была превращена в палату госпиталя, а у дверей и на этажах выставлена охран из числа телохранителей дворцового посольства. Къёкецуки, чей внешний вид итак следовало бы назвать безжизненным, теперь, казалось, окончательно застыли и одеревенели, как это порою бывает с телами, оставленными на сильном морозе. Лекарь посольства и личный врачеватель семьи Мэнг, присланный управляющим постоялого двора, не отходили от порученных им пациенток. Хотя в действительности они вряд ли могли им чем–то помочь, попросту не зная, как именно следует обходиться с такими больными, чья кровь холодна, как ключевая вода, а сердце способно остановиться на несколько часов, чтобы потом забиться вновь.

На теле у Ёми не обнаружилось ни единой раны или ушиба, однако юная кровопийца выглядела заметно хуже подруги, а ее лиловые губы приобрели пугающий белесый оттенок. Дыхание къёкецуки было редким и почти незаметным, о нем свидетельствовали только следы, появлявшиеся на серебряном зеркальце, которое целители периодически подносили к ее лицу. Таката также не приходила в сознание, кожа девушки на щеках и под глазами заметно посветлела, а под повязками и компрессами с корпией скрывались неприятные разрывы лопнувшей кожи и то, что осталось от левого уха.

Прихрамывающий тайпэн, с трудом взобравшийся по лестнице на второй этаж, вернувшись в свои покои, сразу же направился сюда, но на его немой вопрос лекари лишь поджимали губы и качали головами. У окна, закрытого складными ставнями, опершись рукой на стол, сидел Удей. Ли аккуратно опустился на соседний табурет, стараясь не тревожить переломанные кости, и тидань, очнувшись от легкой дремоты, устало ухмыльнулся.

- Паршиво выглядишь.

- Ты сам–то не лучше, — одежду и лицо кочевника покрывал заметный слой гари и пепла. — Тебя что коптили вместо собачьего окорока?

- Немного, — кивнул Удей. — Тот алхимик, которого мы пошли брать в районе рынка Зелий, не захотел сдаваться. А всяких зажигательных жидкостей у этого сына длинноухой собаки оказалось в избытке. Чуть весь квартал не подпалил, хорошо стражники из–за фейерверков были поблизости наготове с пожарными насосами. Вместе кое–как сдержали огонь.

- Кого–то зацепило?

- Двое нукеров подгорели слегка, да от лавки этого урода один фундамент остался. Кстати, как там верные слуги нашего Императора? Впечатлило каганов твое выступление?

- Вроде бы подействовало, — Хань хотел пожать плечами, но вспышка боли в груди не дала ему этого сделать. — В последнее время я что–то начал тяготеть к театральным эффектам. Но это должно было подействовать, да и Торгутай, я думаю, дожмет их теперь. После этой ночи он уже не будет просто владыкою далекого степного кочевья. Он сражался вместе с нами и не со своими врагами, а с врагами Империи, и это не пройдет для него бесследно. А когда в городе узнают о его роли в борьбе с ётёкабу, и простые люди на улицах станут благодарить его нукеров и нойонов просто за то, что те носят на одежде знаки младшего Баин, Торгутай не сможет ничего повернуть вспять, и окажется прикован к Империи и ее народу куда крепче, чем может себе представить.

- Не замечал за тобой раньше умения манипулировать чужими душами, — подозрительно подметил Удей, искоса глядя на Ли. — Когда это ты научился?

- Меня учили этому девять лет. Дзи обязан привить своему тайпэну не только верность Нефритовому трону и личные правила чести императорского полководца, но еще и любовь к своему государству. Это лишь один из многих способов, и я применил его на Торгутае, скорее в силу заученной привычки, чем обдумано.

- И не спрашивая его мнения на этот счет, просто повязав парня кровью и славой.

- Он старше меня, и может думать своим умом. К тому же, если бы он не хотел этого, и не искал подобной цели в жизни, то ничего бы и не получилось, — Хань высморкался в кулак и, рассматривая кровавые следы, оставшиеся на ладони, добавил. — А искать оправдания своему поступку я не собираюсь. Торгутай сам принял такое решение, без принуждения силой и всякого морального давления. Как и ты когда–то.

- Согласен, — кивнул Удей.

- Тогда иди помойся, а то больно ядреный аромат от тебя стоит.

- Будет исполнено, хозяин, — ответил тидань, ехидно выделив интонацией последнее слово, и поднялся из–за стола.