Тайрин

Зато она видела то, чего Нэш, казалось, не замечал. Мир гор и лесов был полон бьюи. Они подглядывали за ними, таскали у них еду, обсуждали их. Бигги и каюры приходили целыми семействами, прислушивались к разговорам. Тайрин делала вид, что не замечает их, чтобы не пугать Нэша, но, когда он засыпал, она отходила подальше от костровища, садилась на землю и ждала. И кто-нибудь обязательно приходил. Тайрин познакомилась с меревишей, носатой толстой бьюи, у которой было восемнадцать неугомонных дочерей. Та долго жаловалась Тайрин на судьбу, вытирая слезы длинным мясистым хвостом. Люди оставили эти места, а ведь раньше всегда дарили ей и ее девочкам подарки! И блюдечки с молоком оставляли на пороге, и сушеные яблоки, и хлебные крошки. Где всё это, куда все подевались?

– Так ведь война, она прогнала всех людей отсюда, – попыталась объяснить ей Тайрин, но меревиша не понимала.

Огромный сконхольм, который притворялся холмом, поросшим травой и мелким кустарником, поднимал ее на высоту своих глаз, и она могла видеть оттуда далеко-далеко. Но Рила осталась за горами и перевалами, и Тайрин даже не знала, в какой она стороне теперь. Она пела сконхольму старые хофоларские песни, и чахлые кустики на его спине дрожали от удовольствия.

Малыши каюры угощали ее лесными орехами, тайком набивали ей карманы ягодами. Все платье было в алых и сизых пятнах от них, но Тайрин нравилась их неумелая трогательная забота.

Солнце давило на виски, сушило рот так, что Тайрин казалось, будто сам этот колючий белый мячик огня переместился с неба ей в горло. Позади осталось древнее Халаимское княжество, горы задрали носы, смотрят в небо, грозят крутыми склонами. На их вершинах лежит снег. Небо стало наполняться тучами, потяжелело, и со стороны ущелья в долину пришел сырой ветер. Нэш сказал, что пора передохнуть.

– Наконец-то, – выдохнула Тайрин и села на землю. – Еще чуть-чуть, и я упала бы замертво.

Нэш усмехнулся:

– Это только так кажется. На самом деле ты бы шла и шла, пока я не сказал бы, что на сегодня хватит. Человек может терпеть очень долго, и только когда ему говорят, что пытка закончена, понимает, насколько на самом деле ему было тяжело. Но если сейчас сюда явятся императорские охотники, ты вскочишь и побежишь, хоть тебе и кажется, что не можешь сделать ни шагу.

– Ты думаешь, я притворяюсь? – возмутилась Тайрин.

Нэш помолчал.

– Нет, – сказал он наконец. – Я думаю, что ты плохо себя знаешь.

Он дал ей попить из тугого мешка, который всегда использовал для воды, и сказал:

– Ничего, теперь уже только вниз.

Он взял ее за плечи и развернул, чтобы показать вид, открывающийся с перевала. У Тайрин перехватило дыхание.

– Что это за место?

– Просто место. Я не знаю названий. Я знаю только дорогу.

Но Тайрин узнала его. Она столько раз слушала бабушкины истории, ее длинные описания каждого камня Хофоларии, что как будто бы вспомнила это место, хоть никогда здесь не была. Круглое синее Турье озеро с островком посередине. А вокруг горы – Медвежья, Буран, Чоклар, Тар… Они такие величественные, такие огромные. И какой маленькой и ничтожной была она сама! Тайрин и Нэш стояли на перевале Чок, на который поднимались полдня, а все равно приходится задирать голову, чтобы увидеть снежные вершины Хофоларии.

– Это моя родина, – прошептала Тайрин.

Нэш покосился на нее, но ничего не сказал. Тайрин была благодарна за его молчаливость. Теперь уж она не сомневалась, что попала домой. Здесь, в этой долине, родились и выросли ее бабушка и дед.

– Я хочу переночевать здесь.

Нэш покачал головой:

– Еще рано вставать на ночевку.

– Пожалуйста.

– Давай дойдем до озера, там видно будет.

Он посмотрел на ее ботинки. За долгую дорогу они сильно обтрепались, на одном отвалилась подошва, Нэш привязал ее веревкой. Он сказал, что чем скорее они пройдут горы и хэл-марский темный лес, тем лучше. И начал спускаться. Тайрин медлила. Она хотела побыть тут еще, чтобы Хофолария сильнее отпечаталась в ее сердце. Осталась в нем навсегда. Потом она двинулась за Нэшем, не отрывая взгляда от долины. «Я останусь тут ночевать, даже если он не согласится, – сердито думала Тайрин. – Чего мне бояться, если я – дома?» Каменистый склон уткнулся в тропинку, заросшую травой, но все-таки можно было разглядеть выщербленные кусочки разноцветной мозаики. Бабушка рассказывала, что такую делали в каждой хофоларской деревне, выкладывали ею дороги, украшали дома. Тайрин присела на корточки, погладила неровные квадратики, они были холодными. И не смогла сдержать свой порыв, встала на колени, поцеловала тропинку, а потом легла на нее, будто прижала к груди этот кусочек земли.