Таис Афинская

– В семнадцать лет она знаменитость. В Афинах это выше многих великих полководцев, владык и философов окрестных стран. И нельзя стать ею, если не одарят боги вещим сердцем, кому с детства открыты чувства и сущность людей, тонкие ощущения и знание истинной красоты, гораздо более глубокое, чем у большинства людей...

– Ты говоришь о ней как о богине, – сказал Неарх, недовольный тем, что Гефестион расценил спартанку ниже Таис, – смотри, она сама себя не чувствует такой...

– Это и есть верный признак душевной высоты, – вдруг сказал Александр и задумался, – ...длинные гривы... – Слова спартанки пробудили его тоску о черном белолобом Букефале. – Здесь афиняне режут гривы своим лошадям, чтобы они торчали щеткой, как на шлеме.

– Для того чтобы лошади не соперничали с афинянками, среди которых мало густоволосых, – пошутила Эгесихора.

– Тебе хорошо говорить, – вдруг вмешалась молчавшая до сих пор Наннион, – когда волосы спартанок вошли в поговорку, так же как их свобода.

– Если сорок поколений твоих предков ходили бы голобедрыми, в полотняных пеплосах и хитонах круглый год, тогда и у тебя были бы волосы не хуже.

– Почему вас зовут «файномерис» – показывающими бедра? – удивился Птолемей.

– Покажи им, как должна быть одета спартанка по законам своей страны, – сказала Таис Эгесихоре, – твой старый пеплос висит у меня в опистоцелле с той поры, когда мы разыгрывали сцену из Кадмийских преданий.

Эгесихора молча удалилась внутрь дома.

Неарх следил за ней, пока она не скрылась за занавесью.

«Много странных даров посылает судьба», – пропел насмешник Гефестион, подмигивая Птолемею.

Он обнял застенчивую Наннион, шепча ей что-то. Гетера зарделась, послушно подставив губы для поцелуя. Птолемей сделал попытку обнять Таис, подсев к ней, едва Александр отошел от нее к столу.

– Подожди, увидишь свою богиню, – отстранила она его рукой.

Птолемей повиновался, удивляясь, как эта юная девушка умеет одновременно очаровывать и повелевать.

Эгесихора не заставила себя ждать, явившись в белом длинном пеплосе, полностью раскрытом на боках и удерживавшемся только узкой плетеной завязкой на талии. Сильные мышцы играли под гладкой кожей. Распущенные волосы лакедемонянки струились золотом по всей спине, закручиваясь в пышные кольца ниже колен, и заставляли еще выше и горделивее поднимать голову, открывая крепкие челюсти и мощную шею. Она танцевала «Танец волос» – «Кометике» – под аккомпанемент собственного пения, высоко поднимаясь на кончиках пальцев, и напомнила великолепные изваяния Каллимаха – спартанских танцовщиц, колеблющихся, как пламя, и кажется, что вот-вот они взлетят в экстатическом порыве.

Вздох общего восхищения приветствовал Эгесихору, медленно кружившуюся в сознании своей красоты.

– Поэт был прав! – Гефестион оторвался от Наннион. – Как много общего с красотой породистой лошади и ее силой!

– Андраподисты – похитители свободных – хотели однажды захватить Эгесихору. Их было двое – зрелые мужчины... Но спартанок учат сражаться, а они думали, что имеют дело с нежной дочерью Аттики, предназначенной жить на женской половине дома, – рассказывала Таис.

Эгесихора, даже не раскрасневшись от танца, подсела к ней, обняв подругу и нисколько не стесняясь жадно глядящего на ее ноги Неарха.

Александр нехотя поднялся.

– Хайре, критянка! Я хотел бы любить тебя, говорить с тобой, ты необычно умна, но я должен идти в Киносаргу – святилище Геракла. Мой отец приказал прибыть в Коринф, где будет великое собрание. Его должны выбирать главным военачальником Эллады, нового союза полисов, конечно, без упрямой Спарты.

– Опять они отделяются! – воскликнула Таис.

– Что ты разумеешь под словом «опять»? Это было много раз...

– Я думала о Херонее. Если бы спартанцы объединились с Афинами, то твой отец...

– Проиграл бы сражение и ушел в Македонские горы. И я не встретился бы с тобой, – засмеялся Александр.

– Что же принесла тебе встреча? – спросила Таис.

– Память о красоте!

– Везти сову в Афины! Разве мало женщин в Пелле?

– Ты не поняла. Я говорю о той, какая должна быть! Той, что несет примирение с жизнью, утешение и ясность. Вы, эллины, называете ее «астрофаэс» – звездносветной.

Таис мгновенно скользнула с кресла и опустилась на подушку около ног Александра.

– Ты совсем еще юн, а сказал мне то, что запомнится на всю жизнь. – И, подняв большую руку царевича, она прижала ее к своей щеке.

Александр запрокинул ее черную голову и сказал с оттенком грусти:

– Я позвал бы тебя в Пеллу, но зачем тебе? Здесь ты известна всей Аттике, хоть и не состоишь в эоях – Списке Женщин, а я – всего лишь сын разведенной царской жены.

– Ты будешь героем, я чувствую!

– Что ж, тогда ты будешь моей гостьей всегда, когда захочешь...

– Благодарю и не забуду. Не забудь и ты – Эргос и Логос (Действие и Слово) едины, как говорят мудрецы.

Гефестион с сожалением оторвался от Наннион, успев все же договориться о вечернем свидании. Неарх и Эгесихора скрылись. Птолемей не мог и не хотел отложить посещение Киносарги. Он поднял за руку Таис с подушки, привлекая к себе.