Тайсон. Победить или влюбиться

Щелкает кнопка секундомера и мы, глянув друг на друга, чтобы хоть немного настроиться на этот проклятый синхрон, приступаем к упражнению. Двадцать классических прыжков через скакалку, десять на корточках, снова двадцать классических. Ноги быстро охреневают. На втором заходе откровенно дрожат. Тащу на чистом упрямстве. С третьего падаю первым. Все замирают в ожидании казни.

— Салахов сел. Для остальных команды «стоп» не было!

— Я со всеми тогда, — качаю головой, поднимаясь и смаргивая пот с ресниц.

— Сел, я тебе сказал!

Дернувшись от его крика, ухожу на скамейку. Довели Терехова. Сожрет всех теперь, выплюнет и на ринге под настил закатает. Он хороший мужик, очень терпеливый. Чтобы вывести его из себя, надо очень постараться, но если получилось, жди беды. Гонять будет нещадно.

Пацаны падают. Дает отдышаться. Ставит в спарринги. Ходит между пар, поправляет дрожащие от перегруза руки, плечи. И все это в тишине. Слышны только шлепки по потным голым торсам и тяжелое дыхание. Жутко, пипец.

— Все свои контракты читают, когда подписывают? — угрожающе спокойно интересуется Терехов, шлепая Сэма по локтю. — Все знают, что за нарушение режима во время турнира предполагается штраф в размере пятидесяти процентов от спонсорских выплат? Все помнят, что за такие выходки участников снимают с турнира, если это уйдет выше? Кивнули положительно!

В турнире участвую конечно же не все, но кивают синхронно. Меня не видно, но даже я мотаю башкой на всякий случай.

— Тогда объясните мне, какого хера вы решили нажраться? М?! Вы сюда зачем ходите? Чтобы чего-то достичь или чтобы телок клеить своими красивыми торсиками? Кто согласен с первым вариантов — продолжает спарринг, кто со вторым — дверь там, — машет рукой в сторону выхода. — Вы давно не дети. С вами церемониться никто не будет. Тай, Сэм, Кос в следующем году будут заявляться на взрослый турнир. Они выходят из юношеского. И упадут в первом же бою, если будут нарушать режим. На их место на юношеский турнир попадут Клим, Арс и кто-то еще, я пока не решил. А может не попадут, потому что дебилы! Ходить в клубы можно и даже нужно. Бухать нельзя! — лупит по бедру Арса, неправильно выставившего ногу. — Курить противопоказано! — и какого-то черта косит взгляд на меня.

Не курю я!

Ну почти. И не может он знать. Уверен, что не видел.

— Закончили. Свалили в душ. Также молча. Мне сегодня очень нравится тишина. Салахов после душа в тренерскую. Разговор есть.

Встав под струи теплой воды, народ начинает немного шевелить языками. Дрюкнули реально всех. Кто был, кто не был в этом чертовом клубе. Пацаны извиняются, обещают больше не подставлять.

Немного ожившие идем переодеваться. Бью им по рукам и топаю в тренерскую.

Внутри пусто и тоскливо. Я бы с удовольствием еще поубивался на тренировке. Считаешь пульс и ни о чем не думаешь. Меня вчерашний день не отпустил еще. Не столько «клетка», сколько ночная поездка с отцом. Никакой душ не помогает отмыться от ощущения, что я все-таки шлюха. Только торгует мной собственный отец. Выгодное вложение, мать его! Или уже не очень. Завтра будет понятно.

Без стука вхожу в кабинет тренера, сажусь на кушетку у стены. Упираюсь затылком в стену и молча жду приговор. Терехов загораживает собой весь свет, берет пальцами за подбородок, крутит к себе разбитой стороной фейса.

— Что с лицом?

— В темноте об косяк.

— Это версия для папы. Мне нужна другая. Желательно правдивая.

— Других не будет.

— Посмотри на меня, Тай.

Открываю глаза. Встречаюсь с его темным, внимательным взглядом. Он долго смотрит на меня, качает головой, сжимая зубы.

— Выйди в зал, но не уходи никуда пока. Я звонок сделаю. Продолжим разговор.

— Может я домой? — с надеждой смотрю на него.

Одного взгляда хватает, чтобы понять, нет, не домой. Выйти и сесть в зале. Окей.

Падаю на ближайшую к тренерской скамейку. Дверь приоткрыта. Слышимость отличная. Юрий Германович ходит по своему кабинету. Пару раз проходит мимо двери, прикрывает плотнее, но я все равно все слышу.

— Добрый день, Таир Расулович. Нам надо поговорить. Сейчас, — пауза. Видимо слушает ответ. — Скажите, мы парня к чемпионскому титулу в этом турнире ведем или оно вам больше не надо? Да потому что у него глаза пустые! Я как его завтра на ринг выпущу? Он на приведение похож. Деморализованный боец — проигравший боец. Я рад, что вы знаете. А чего вы мне тогда его гасите? Я его как включить должен теперь?

Без папиных оправданий этот монолог перестает быть мне интересен. Не знаю я, как себя включить. Вчера будто все тумблеры разом рубанули. Еще и с Юлькой ни хрена не получается. Я не знаю, как к ней подходить. Она меня с любым подкатом отшивает.

В зал неожиданно заглядывают парни. Рядом со мной садятся Клим и Сэм. Остальные устраиваются на полу напротив.

— И чего вы притащились? — смотрю на них.

— Ты за наш косяк со всеми отрабатывал. Не могли же мы тебя бросить. Орал? — Сэм кивает на дверь.

— Не. За ссадину спросил. Жду приговора теперь.

— Мы с тобой подождем, — улыбается Клим.

— А чего у тебя с Самсоновой? Цветы взяла, мы видели, — без подъебок интересуется Семён.