Таита

Что произошло с бедняжкой Тамарой вслед за этим, она и сама долго после этого не могла дать себе отчета. Ведь сколько раз читала она "Капитанскую дочку", сочувствовала Гриневу, восторгалась смелостью его невесты Марьи Ивановны, и вдруг! Сам нечистый впутался, должно быть, в это дело, но вместо тщательного подсказываемого «суфлершами» названия "Капитанской дочки", из уст растерявшейся Тамары вырвалось совсем неожиданно:

— "Генеральская дочка".

Раздался дружный смех. Убийственный взгляд со стороны Осколкина. За ним последовали другие, полные презрительной жалости взоры, затем короткое, но полное значения "благодарю вас", и в клеточке классного журнала, против фамилии Тер-Дуяровой, водворилась жирная двойка.

— Я бы поставил вам значительно менее, госпожа Тер-Дуярова, — сыронизировал учитель, — но ввиду того, что вы повысили на целые три чина бессмертную "Капитанскую дочку", рука не осмелилась поставить вам ноль.

— О, несносный, он еще смеется, — чуть не плача прошептала Тамара. — Да чем же я виновата, что так некстати подвернулся язык? Не воображает ли он и на самом деле, что я не знаю "Капитанской дочки"?

Осколкин был смущен не менее девушки: такой ответ в первом выпускном классе! Он долго не может успокоиться. Его вознаграждает отчасти красивая декламация Черновой, сильным грудным голосом скандирующей прекрасные выразительные строки "Полтавы":

Богат и славен Кочубей,
Его поля необозримы…

Звонок к окончанию класса звенит в коридоре. Благодарю Вас расписывается в классном журнале, кланяется присевшим ему в общем поклоне институткам и исчезает из класса.

— В пары! В пары! — взывает m-lle Оль.

Воспитанницы становятся в пары. Все более или менее оживлены. Наступил час обеда, с нетерпением ожидавшийся проголодавшимися институтками. За последним столом выпускного класса особенно оживленно. Здесь строят планы предстоящего вечера. Выбирают депутацию, кому идти к начальнице просить разрешение на устройство вечера.

— Ты пойдешь. Ты должна идти, Никушка. Ты ее любимица. Для тебя она сделает все, — безапелляционно решает Донна Севилья.

Наташа Браун, Хризантема и Шарадзе поддерживают Ольгу. По лицу Ники скользит довольная улыбка, она знает симпатию к ней начальницы и сама платит самой горячей и неподкупной привязанностью Maman, как называют Марию Александровну Вайновскую, начальницу Н-ского института.

Ну, да, конечно, она пойдет к генеральше. Пойдет и прихватит с собою энергичную Черненькую Алеко, Мари Веселовскую, как «образцовую», и еще кого-нибудь.

— Сегодня же пойдем, в большую перемену, — решают девушки.

— Mesdames, что за гадость! "Есть невозможно! — голос Золотой Рыбки звучит с отвращением.

— Хризантема! Муська! Разбойница ты этакая! Что ты дала мне в лимонадной бутылке?

Лида Тольская, только что энергично действовавшая под столом над переливанием супа из своей тарелки в бутылку от лимонада, которую должна была вместе со вторым и третьим блюдом отнести после обеда в каморку Бисмарка для Тайны, делает отчаянное лицо. Она только что попробовала содержимое бутылки, отлив его немного на ложку, и теперь ее начинает мутить от отвратительной приторно-соленой жидкости.

Хризантема смущается. У нее совсем испуганное и расстроенное лицо.

— Что такое? Я ничего не понимаю. Ты просила дать бутылку с лимонадом; я и дала. Оставила тебе половину. Хотела поделиться с тобой. У меня со вчерашнего приема сохранена. А ты туда супу налила? Несчастная!

— Ах, Боже мой! Так вот почему такая гадость!

— Суп с лимонадом! Недурное сочетание! Ха-ха-ха! Бедная Тайна! Хорошеньким супцем ее намеревались угостить!

Шарадзе, Донна Севилья, Ника и Алеко неудержимо хохочут.

Теперь наступает очередь Золотой Рыбке смущаться и краснеть. Но Лида Тольская не такова, чтобы легко смущаться.

— Ха-ха-ха! Непростительная рассеянность, — звенит смехом ее стеклянный голосок.

И тут же под сурдинку она продолжает свою работу под столом. Опорожнив бутылку, она снова наполняет ее супом, уже без примеси лимонада на этот раз.

За вторым блюдом Ника Баян великодушно отказывается от своей порции антрекота в пользу Тайны, и жирный кусок говядины, положенный между двумя ломтиками хлеба, исчезает между страницами задачника Малинина и Буренина при ближайшем и благосклонном участии той же Золотой Рыбки.

С третьим, сладким блюдом, история выходит много сложнее. На третье блюдо подают бланманже. Ознакомившись с меню обеда еще поутру, Золотая Рыбка захватила из класса кружку для питья, которая могла с успехом поместиться в глубоком институтском кармане. В нее-то и перекладывается с тарелки бланманже,

— Ну, вот. У нашей Тайночки будет нынче прекрасный обед, — вырывается у Лиды Тольской.

— Только, ради Бога, не попадись Ханже. Она всегда по нижнему коридору в большую перемену странствует, — предупреждают Лиду подруги.

— Ну вот еще! Да что я о двух головах, что ли?