В первой половине ночи не произошло ничего, кроме того, что я замерз больше, чем того ожидал, и стал жалеть, что не прихватил с собой бренди. Я сидел и думал о добром глотке и о том, что он всего лишь в нескольких десятках метров. Чем больше я об этом думал, тем сильнее замерзал — шале располагалось на высоте примерно километра двухсот метров над уровнем моря и поздние сентябрьские ночи были тут довольно прохладные — и меня все сильнее подмывало сходить выпить. До шале было всего лишь метров сорок. Я рад, что не сделал этого, иначе бы он свалился на меня как раз в тот момент, когда я открывал бутылку.
Я вынужден был поставить высший балл за его подход. Или он уже бывал здесь, или Мими хорошо проинструктировала его. Он, должно быть, оставил машину на достаточном удалении и шел дальше пешком. Первым знаком его приближения была вспышка фонарика в соснах, метрах в ста справа от меня. Я уловил ее краем глаза — в моей работе края глаз именно для этого и предназначались. Затем опять наступила темнота, где-то прокричала сова и послышался гул пролетающего в вышине самолета. Следующая вспышка ознаменовала его выход на дорогу. Короткая вспышка, но достаточная, чтобы сориентироваться.
Я выскользнул из “Мерседеса” и осторожно стал уходить через сосны вправо. Где-то впереди меня ему все равно придется взять влево, чтобы попасть к шале, даже если он решил избежать центрального входа и воспользоваться боковым или задним.
На деле же он выбрал центральный вход. Находясь под прикрытием “Фольксвагена”, я видел, как зажегся фонарик и он стал внимательно изучать дверь. Я запер дверь, и ключ лежал у меня в кармане. Это его ничуть не смутило. Фонарик погас, и я получил возможность созерцать его на фоне ночного неба, пока он занимался дверью. Он просто отжал ее и сделал это очень умело. Короткий хруст дерева и металла и тишина. Тони замер у двери, прислушиваясь. Никто бы не смог убедить меня, что этот парень — любитель. Я скрестил пальцы, надеясь, что пудель не поднимет лай и не отпугнет его. Сытый пудель продолжая спокойно спать.
Довольный своей работой, Тони открыл дверь и вошел. Я подождал несколько секунд и вошел следом. Я просочился через открытую дверь и сразу же увидел луч его фонарика, ощупывающий гостиную. Дверь в гостиную была распахнута.
Я аккуратно подошел к двери, включил свет и поднял ружье. Он быстро повернулся. Оба дула смотрели ему прямо в лицо.
— Руки остаются там, где они находятся сейчас. Это не мой дом, поэтому кровь на коврах меня не волнует.
Он посмотрел на меня сквозь свои очки в металлической оправе, а затем по-детски улыбнулся и засмеялся. Я отнесся к этому спокойно. У него был только один способ выражения своих эмоций.
Я осторожно прошел мимо него и остановился у него за спиной. На нем были матерчатые туфли на резиновой подошве, черные брюки, толстый черный свитер и пара белых хлопчатобумажных перчаток для спокойствия. Из левого кармана его брюк торчал конец фомки. Я протянул руку, вытащил ее и засунул в карман своего плаща. Затем, уперев ему в спину стволы ружья, находящегося в моей правой руке, левой рукой я ощупал карманы его брюк. Там не было ничего кроме, вероятно, пачки сигарет и зажигалки.
— Кроме фомки, у меня ничего нет, — сказал он, — но я вижу, вы — человек скрупулезный, как мой старик. Никаких случайностей.
— О своем отце расскажешь как-нибудь в другой раз. Повернись.
Он повернулся, озаряя меня пиквикской улыбкой.
— Подними свитер, но так, чтобы я видел твои руки.
Он поднял свитер. Под свитером была шерстяная футболка и кожаный ремень на брюках.
— Но в любом случае, я против вас ничего не имею.
Я кивком разрешил ему опустить свитер и сказал:
— Теперь сядь по-турецки на пол, руки за голову. Утомительное положение, но если ты будешь говорить быстро, тебе не придется долго в нем находиться. — Я хорошо помнил о полированном поле гостиной и скользящих креслах.
Он сел на пол, а я отошел метра на три и присел на край стола, положив по-прежнему нацеленное на него ружье на бедро. И как раз в этот момент пудель зашелся в лае. Они хорошо чувствуют момент, когда реальная опасность уже миновала.
Держа руки за головой, Тони сказал:
— Это собака.
— Пусть тебя это не обманывает. Он только хочет создать такое впечатление. А теперь рассказывай все, что произошло после того, как вы сняли кассу и смылись на “Мерседесе”. Мне не нужно красочных описаний личных ощущений и ненужных подробностей. Только голые факты. Я хочу знать, что стало с машиной и Отто. Лично он меня не волнует. Мой интерес — машина. Но было бы приятно услышать, что он мертв. И не беспокойся, что я сообщу что-нибудь полиции. Я занимаюсь частным расследованием и мне нужна только машина.