Тают снега

Павел Степанович слушал Глафиру Тимофеевну, ел и тихонько посмеивался. Теща наконец-то дождалась человека, который терпеливо слушал ее. Заодно она жаловалась и на жену, то есть на свою дочь:

- А та, потатчица, нет чтобы малых приструнить, сама зубы скалит. Ты уж. Пашенька, батюшко, побудь сегодня дома, натрудил ноженьку-то увечную.

Голос у Глафиры Тимофеевны становился жалобным и нежным. Она очень любит жалеть людей. Павел Степанович морщился.

- Эй, ударники! Где вы там? А ну, слазь с печки отчет держать!

Сначала младший, Валерка, а за ним и старший, Афонька, медленно спускаются с печки и предстают перед отцом. У старшего до пупа разорвана рубаха. "Опять за голубями по крышам лазал", - подумал Павел Степанович и спросил:

- Как же ты, Афонька, кол-то добыл?

- По письму.

- Да мне бабушка уж сообщила, что по письму. Год только начался, а ты с кольями являешься. Может, попросить учительницу, чтобы она тебя обратно в первый класс перевела, не может, мол, слабак оказался.

- У-у, слабак! Если захочу, так...

- Значит, осталось только захотеть? Тогда не беда. Хотенье - это, брат, дело наживное. А ну, давай сюда тетрадки, посмотрим, что там у тебя.

Афонька потупился.

- Чего, совестно глазищам-то стало? Тащи, тащи давай дырявые тетрадки, - заворчала Глафира Тимофеевна.

- И притащу!

- И притащи! Ы-ы, лихорадка, зубастый какой. Вот с ним и совладай, с пролетарьей!

Афонька глянул на бабушку исподлобья и пошел за тетрадками. Глафира Тимофеевна принялась убирать со стола. Скрипнула дверь, и от порога послышалось:

- Здравствуйте. Где я могу увидеть бригадира?

Павел Степанович использовал каждую свободную минуту, чтобы дать отдохнуть культе, и при всяком удобном случае отвязывал деревяшку. Сейчас он, опершись рукой о стол, привстал, начал глазами отыскивать деревяшку. Заметив это, Глафира Тимофеевна сказала:

- Да я сушить ее положила.

- Ну вот, подхватит тебя не вовремя. Проходите, пожалуйста, проходите. Сейчас я ногу прилажу. Вы откуда будете?

- Я - новый агроном.

Павел Степанович быстро вскинул голову, внимательно и долго разглядывал Тасю, пристраивая в то же время деревяшку.

- Ну, здравствуйте, товарищ новый агроном! - Он ковыльнул ей навстречу. - К столу милости просим.

Букреев подождал, пока Тася снимет телогрейку, сам пристроил ее на вешалку и провел гостью в переднюю.

Здесь Павел Степанович заметил наконец, что теща скептически поджала губы и подозрительно наблюдает за ними.

- Мама! А ну, что у тебя есть в печи и в погребе - все подавай на стол! Вы уж располагайтесь сами, как дома. Мы гостям всегда рады, обернулся он к Тасе и тут же распорядился: - Афонька, айда к Чащихе и скажи, чтобы она вместо меня там покомандовала!

Тася несколько оправилась от смущения и сказала:

- Вы знаете, в госпитале, где я работала, лежал сержант. Очень вы его напоминаете.

- Вы работали и госпитале? - быстро спросил Павел Степанович. А Глафира Тимофеевна всплеснула руками и затараторила:

- И-и, голубушка ты милая. Да куда нам тебя посадить, сердешную, и чем же тебя попотчевать за труды твои святые и тяжкие. Вон ведь каких выхаживала, - кивнула она головой на Букреева, - легко ли это?

- Не я, бабушка, таких спасала, а врачи.

- Знамо, не одна ты, знамо. А все-таки велик труд воскрешать людей, не всякому под силу.

- Мама! - напомнил ей Павел Степанович.

- Иду, Пашенька, бегу, милушка...

- Да вы напрасно беспокоитесь, я ничего не хочу, - смущенно запротестовала Тася. - Я просто пришла познакомиться с вами и с вашими делами.

- Вот и хорошо, что сразу в бригады пошли, правильно сделали. А от обеда отказываться нельзя. В нашей деревне обычаи уральские: человек пришел - обогрей, накорми его. А обычаи, как вам известно, уважать надо. - Павел Степанович чуть заметно улыбнулся, глядя на Тасю небольшими, цепкими глазами. - если они не дикие, конечно...

Минуг через двадцать все сидели за столом. Откуда-то из подполья Глафира Тимофеевна вытащила бутылку настойки, которую, по ее словам, она хранила "на всякий случай" еще с Троицы. Она вытерла бутылку передником и с видом щедрого человека пристукнула ею по столу: знай, мол, наших!

Как Тася ни упиралась, ее все-таки заставили "пригубить" полрюмочки. Хотела Глафира Тимофеевна еще "приневолить" гостеньку, но Павел Степанович заступился, сказав, что человек находится при исполнении служебных обязанностей. Такой довод подействовал на старуху, и она унесла свою бутылку в подполье.

Разговор шел сам собой, без всяких понуждений. Тася чувствовала себя здесь просто. "И чего только в городе не болтали мне насчет того, что не найду общего языка с деревенскими жителями. Да до иного деревенского, как я погляжу, еще тянугься да и тянуться надо", - думала Тася, слушая Павла Степановича.

А он детально, с толком рассказывал ей о делах бригады, о людях колхоза, о том, почему у них так плохо дело с уборкой овощей.