В Дабулти Гори, где всегда дуют ветры со всех сторон света, но так осторожно и ласково, словно гладят деревья, заборы, фонари и дома, высокие, узкие, из зеленоватого камня, который добывают рядом, в Луйских горах; так вот, в Дабулти Гори дождей никогда не бывает, зато во множестве мест из земли там бьют родники, высокие, как фонтаны, а ветры разносят их брызги по паркам и садам. В Дабулти Гори каждый с детства знает два языка – человеческий и язык ветров, поэтому когда кто-нибудь начинает свистеть, гудеть и кружиться, хлопая себя то по плечам, то по бёдрам, никто не обращает внимания, не удивляется его поведению, обычное дело – человек просит молодой тёмно-восточный ветер не трепать его волосы, он идёт на свидание, хочет выглядеть хорошо.
В Дабулти Гори ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, ветры стали такими холодными, словно дули не из разных сторон, а из сказочной страны Чумморании, где вечно царит так называемая зима, удивительный лютый холод, от которого вода замерзает; в такие глупости, конечно, и дети не верят, но когда ветры стали холодными, даже взрослые призадумались: а вдруг они и правда где-нибудь существуют – волшебная страна Чумморания и сказочная зима? Заперлись в домах, трижды вежливо извинившись перед ветрами – мы вас по-прежнему любим и уважаем, но очень замёрзли – закрыли окна, закутались в одеяла, варили вино, гадали, какой теперь будет жизнь, но наутро ветры опомнились, снова стали тёплыми, ласковыми и приветливыми, как всегда.
Больше почти ничего не вижу, только что со священного дуба в роще Шуайи упало шесть белых листьев; на Радужной площади Шаль-Унавана треснул один булыжник; над Гранатовой улицей на окраине Лейна в полночь c громкими криками метались стеклянные птицы, которых прежде считали немыми; в заснеженном поле, над которым заночевал летающий город Рувай, расцвёл никому не известный в тех краях василёк; в главном замке братства учёных магистров Айфарии лопнула бочка с их лучшим вином из сушёного винограда; в Шагони, столице герцогства Хирру, одновременно погасли все янтарные фонари, а на берег Шумного моря возле рыбацкой деревни Уф-Фатта прибило волной бутылку с моей запиской: «Я ничего не знаю про Агату кроме того, что сперва Агата жила, потом умерла, но уцелели, стоят и сияют все её волшебные королевства, все придуманные Агатой, оживлённые её дыханием, овеществлённые её любовью миры». Но рыбаки были в море, их дети спали, и бутылку с запиской никто не нашёл до утра, а потом начался прилив.