Так близко к горизонту

Как только я решила выйти из комнаты, мой взгляд упал на школьную тетрадь, которая лежала у её кровати. Я нерешительно взяла её и, стоя, быстро пролистала её. У них было ещё кое-что общее – они писали стихи. Я распахнула тетрадь на первой попавшейся странице и прочитала то, что было там написано:

«Запах его на кожу налип,
И никого, кто освободит,
Прошу, прекрати, нет силы терпеть,
Хочу поскорее уснуть, умереть»[9]

.

Потрясённая, я хотела сразу положить тетрадь, твёрдо решив ничего больше не вынюхивать, когда случайно обратила внимание на написанный парными рифмами стих:

«Одна я, и маму теперь не позвать.
И всей моей силой его не сдержать.
Я тиха и от страха почти не дышу.
Закричать бы сейчас, что не хочу.
Но он здесь, он крадётся, всё ближе и ближе
"Побудь мамой, дитя, для меня, ну же, тише"
Боль и страх заливают, конца не видать,
Ничего не могу, только ждать и дрожать»[10]

.

Положив тетрадь, я заметила, что в двери стоит Кристина. Волосы под тюрбаном из полотенца, руки скрещены на груди. Она наблюдала за мной. Даже поза у неё была, как у Дэнни. Она была словно его отражение.

– Мне очень жаль, – сказала я, хотя сама не понимала, извиняюсь ли я за то, что рылась в её вещах, или заявляю, что её прошлое причиняет мне боль. Я увидела, что её нижняя губа подрагивает.

– Это было сто лет назад, – сказала она, как будто от этого могло стать легче. – Мне было семь.

Я едва заметно кивнула и отдала тетрадь. Кажется, она не злилась, что я лазила в её вещах.

– Мне очень жаль, – повторила я, уже осознавая, что говорю о её прошлом.

– Тебе-то о чём жалеть? Это не твоя вина.

Я взяла Лайку и в задумчивости вышла из квартиры.

– Дэнни тоже? – хотела спросить я, но мне показалось нечестным спрашивать о нём в такой ситуации. Кроме того, ответ я знала, потому что получила уже много фактов, и сейчас все они обрели смысл.

«Это сделал мой отец. Разбил мне как-то лицо бутылкой».

«В моей жизни были времена похуже».

«У тебя образцовая семья».

«В издевательствах я разбираюсь».

«Я внезапно почувствовал, что нужно защищать себя».

Они оба обожглись в детстве, не важно, каким образом. Только сейчас я поняла, как мне нравится Кристина. Её невозможно было не любить. Она была такая же, как он. Они походили друг на друга так, что становилось не по себе. Они были как два сапога, как инь и янь.

У обоих был одинаковый язык тела, одинаковый чёрный юмор, один и тот же вспыльчивый темперамент.

Они проявляли одинаково осторожное, почти недоверчивое отношение к миру и всё же умудрялись встречать всех людей с добродушием и отзывчивостью. Всё, что у них было, они делили, при этом не имело значения, был ли другой человек проституткой или врачом, учёным и образованным или невежей и дураком. Они подразделяли людей не по критериям общества, а по их внутренним качествам. Они пытались защититься от людей, которые были полны предрассудков и мыслили стереотипами. От таких, как я.

Их объединяла одна судьба, они были связаны на таком эмоциональном уровне, который я никогда не пойму, не говоря уже о том, чтобы его достигнуть.

Март 2000 года

Пришла весна, и мы с Дэнни проводили много времени на улице, если он снова не прятался в спортивном центре. Он тренировался по много часов минимум четыре раза в неделю. На выходных он часто приезжал на своём горном велосипеде в конный клуб, где у меня проходили уроки верховой езды. То обстоятельство, что расстояние от его дома до клуба составляло двадцать километров, ничуть его не смущало.

– Я не напрягаюсь, когда еду, наоборот – расслабляюсь, – говорил Дэнни.

Он называл это компенсирующим видом спорта. Приезжая, он бросал свой велосипед на траву, садился на забор манежа, ел яблоко и наслаждался тем, что смотрит на меня во время урока верховой езды. После этого я обычно немного скакала по полям, а он сопровождал меня на велосипеде, затем помогал распрягать лошадь и отводить её обратно в конюшню.