Так было

— Понимаю. Дай столько-то молока, столько-то хлеба — и весь сказ. А как? Это не ваша забота. Пусть об этом думает председатель. Тогда зачем мы вмешиваемся в его дела? И что сеять, и где сеять, и когда — все предписываем. Да и по этому расписанию он без догляду уполномоченных пальцем не смеет шевельнуть. Дела не знаем, а командуем. Погонялы какие-то.

— Это что-то новое, — с плохо скрытой угрозой проговорил Шамов, покачивая головой. — Значит, вам не нравятся основные принципы партийного руководства сельским хозяйством? А вы знаете, что они выработаны Центральным Комитетом партии и, безусловно, одобрены…

— Бросьте вы.

— Послушайте, товарищ, э-э, Федотов. — Богдан Данилович тоже встал. Гордо вскинул голову, презрительно сощурился. — Не кажется ли вам, что вы забываетесь…

— Нет, товарищ Шамов, не кажется.

— Я попрошу… — Голос Шамова поднялся ввысь и зазвенел: — Я по-про-шу…

— Можете не просить. Бесполезно. Мы сейчас уезжаем в бригады. Там и заночуем. Поедемте, если есть желание, выступите с докладом.

— Вы мне не диктуйте! — закричал Богдан Данилович. — Я сам знаю!..

— Тогда до завтра. — Слегка припадая на правую ногу, Федотов пошел к выходу. Следом вышли парторг и Новожилова.

Шамов зашагал по комнате. Старые половицы гнулись и жалобно повизгивали под его шагами.

— Подлец, — бормотал Богдан Данилович. — Негодяй. Я тебе разъясню, кто из нас старше. Я научу тебя уважать мнение заведующего отделом.

Вдруг он остановился, замотал головой. Его душила ярость. В эту минуту он до конца понял свое бессилие. Что он сможет сделать этому нахалу? Ничего. Вынести на бюро райкома вопрос о политико-массовой работе на весеннем севе в колхозе «Новая жизнь»? Нет, не годится. Этот комбат пойдет в лобовую, припомнит дурацкую историю с контргайкой, и он, Шамов, окажется в смешном положении. Да… Он вспомнил недавний телефонный разговор с заместителем редактора областной газеты. Тот просил написать статью о форме и содержании политической работы. Шамов обещал подумать. Теперь он напишет эту статью. Да так напишет, что этому наглецу комбату несдобровать. А заодно, между строк, он высечет и его супругу, и их общего кумира — Рыбакова.

Богдан Данилович довольно потер длиннопалые руки, и в его сознании стали складываться строки будущей статьи…

«Товарищ Сталин учит, что успешное решение хозяйственных задач зависит от уровня политико-массовой работы… Всякий, кто пренебрегает этим указанием, обретает дело на провал… Уполномоченный райкома партии — это прежде всего политический работник, страстный пропагандист и агитатор, а не толкач…»

Шамов размеренно вышагивал по пустой конторе, взвешивая, оттачивая каждую фразу будущей статьи.

4.

На этом полевом стане ночевали и трактористы, и пахари, и сеяльщики двух бригад. Около вагончика стояли железные бочки с керосином, водовозная двуколка, телеги, валялись хомуты и сбруя. Чуть поодаль пылал костер. Над огнем висел огромный котел, в котором что-то кипело. Пожилая повариха, прикрыв ладонью лицо от огня, помешивала поварешкой в котле. Вокруг костра сидели колхозники. Несколько мужчин в застиранных гимнастерках с нашивками за ранения, четверо стариков, подростки да девушки. Семейные женщины уходили ночевать в деревню.

Федотов и Плесовских громко поздоровались, присели в круг.

— А где Коля Долин? — поинтересовался парторг.

— Моется. Только пришел. Полторы нормы выдал. Молодец парень, — ответил бригадир тракторной бригады.

Скоро подошел и Колька. С ходу повалился на землю и стал сворачивать папиросу.

— Полторы? — Федотов хлопнул парнишку по плечу.

— Полторы. — В черных Колькиных глазах сверкнуло самодовольство.

— А колесо не потерял? — По лицу парторга поплыла улыбка.

— Какое колесо?

— С которого контргайка отскочила? Потеха! — Федотов, смеясь, рассказал собравшимся всю историю.

Мальчишки от хохота покатились по земле. Когда все вдоволь насмеялись, заговорил бригадир: