Так было

Я доложил Сталину, сказав, что за эту мысль нам стоит ухватиться. Может быть, только не 1 млрд, как предлагал Гарриман, а попросить 2 млрд долларов. Имея в виду, что к тому времени будут поступать репарации от немцев, я считал, что нам будет достаточно этого для восстановления разрушенного хозяйства на первые четыре-пять лет после войны. Сталин сперва сомневался, насколько выгоден этот кредит нам (Гарриман предложил низкий процент — около 3 % и, кажется, на 30 лет). Стал интересоваться, приемлем ли процент по кредиту, сколько будем платить? В общем, предложил разобраться во всех сторонах этого дела. Я обосновал, привел сравнения с другими займами, предоставленными нам другими странами. Доказывал, что процент по кредиту вполне приемлемый.

Неожиданно для меня при обсуждении этого вопроса Вознесенский выступил против получения займов и кредитов под проценты. Он рассуждал примерно так: мы получим, скажем, кредит в 2 млрд долларов из 3 % годовых. Значит, 90 % от суммы займа дополнительно мы должны будем вернуть после его использования, то есть почти двойную сумму платить против того, что получим. Это невыгодно, это кабала.

Я удивился, особенно потому, что Вознесенский был грамотным, образованным экономистом. Неужели я должен был ему доказывать, что получение кредитов дает огромный выигрыш во времени. Да и 3 % окупятся для нас быстро. Ведь не случайно все правительства и компании с удовольствием берут займы и идут на больший процент, платят не 3 %, а 5 и 6 %, потому что они развиваются и обогащаются благодаря этим займам, получают больше, чем выплачивают.

Видно было, что и Сталин был несколько удивлен этим неожиданным выступлением Вознесенского. Он призадумался: против Вознесенского не выступил, но и не поддержал его. Как мне помнится, Вознесенский затем писал письмо на имя Сталина с объяснением своего выступления против кредита от американцев.

Сталин неожиданно сказал: «Если кредит брать у американцев, то почему 2 млрд долларов? Это мало, надо просить 6 млрд долларов».

Я возразил: «Товарищ Сталин, сейчас они этих условий не примут. Американцы предлагают 1 млрд долларов, я предлагаю 2 млрд потому, что мы можем спуститься до 1 млрд долларов, если не пройдет большая сумма. Но выступить с 6 млрд долларов — это нереально, ясно, что такого кредита мы сейчас не получим».

Сталин настаивал на своем. Я сообщил Гарриману о его цифре и, конечно, ничего из этого не вышло.

Позже, перед поездкой в Ялту, я предложил Сталину в разговоре с Рузвельтом выдвинуть предложение о кредите в 6 млрд долларов. Именно с Рузвельтом говорить, учитывая, что отношения с Америкой у нас хорошие и личная встреча благоприятное условие для решения вопроса. Сталин согласился.

Я поднял также вопрос о репарациях с Германии. Речь шла о том, чтобы потребовать 20 млрд долларов, из них 10 млрд долларов — Советскому Союзу. Сталин с этим также согласился.

На Ялтинской конференции были только Молотов и Берия. Переговоры вели Сталин и Молотов. Берия же занимался вопросами организации охраны и выполнял отдельные поручения. Когда они вернулись из Ялты, Молотов сказал, что ни о кредите, ни о репарациях Сталин вопроса не поднимал.

Вместе с тем, когда с Ялтинской конференции прибыл в Москву государственный секретарь США Стеттиниус, в беседах в Москве он сам настаивал на том, чтобы репарации с Германии требовать на всю названную сумму и, кроме того, чтобы несколько миллионов немцев в течение пяти-шести лет работали над восстановлением нашей экономики. И другие американские деятели считали это вполне законным и реальным.

Занимаясь вопросами экономики и хорошо зная наши потребности внутри страны, я понимал, что послевоенных экспортных ресурсов у нас будет крайне мало ввиду разорения хозяйства и огромных потребностей внутри страны, поэтому без больших кредитов развивать внешнюю торговлю и иметь большой импорт, так необходимый нам, нельзя.

Американцы также понимали, что мы нуждаемся в кредитах, и они хотели это использовать для решения других, интересующих их вопросов, на выгодных условиях связывая их с кредитом. 21 февраля 1946 г. американцы обратились с официальной нотой к Советскому Союзу, в которой предлагалось, чтобы в переговоры о кредитах США Советскому Союзу включить также большой круг других экономических вопросов.

Это было нам невыгодно, ибо они хотели за кредиты под нажимом получить от нас уступки по другим вопросам, к решению которых мы были не готовы. Поэтому 15 марта в ответной советской ноте американцам мы давали согласие вступить в переговоры по трем вопросам, которые были в предложениях американцев: 1) о сумме и условиях государственного долгосрочного кредита; 2) о заключении торгового соглашения; 3) о расширении мировой торговли и занятости и вопросы ленд-лизовских поставок.

Если в первых двух вопросах мы имели прямой интерес, то в третьем — нет, но уйти от него нельзя было: США не могли бы пойти на большие кредиты, если бы не были урегулированы вопросы ленд-лиза. Естественно, поскольку война кончилась, надо было иметь соглашение по этому вопросу.