Так было

Решено было облететь районы Ставрополья, крупные села и устроить там собрания, разъяснить положение, успокоить крестьян и сообщить о помощи. Я думал так: прилетим, в селе на площади устроим митинг. Но неожиданность подстерегла нас в первом же селе. Жители села, когда узнали, что прилетает самолет, а летчик дважды сделал облет села перед посадкой, собрались к месту посадки. Когда я вышел из самолета, можно было сразу начинать митинг, потому что все село бежало сюда. Пришли и местные работники.

Я минут пятнадцать говорил прямо с самолета, который стал импровизированной трибуной. Говорил о том, чтобы они верили, что правительство окажет помощь, что это не царская, а рабоче-крестьянская власть, которая заботится о них и делает все возможное, чтобы помочь.

Село Курсавка с населением более чем десять тысяч человек пользовалось пресной водой, собранной от дождей. В бассейнах питьевой воды было недостаточно. Я узнал, что в 20-30 км от села была вода. Вместе с местными работниками решили действовать более решительно - предложить на митинге провести водопровод.

Помню, один крестьянин средних лет, высокого роста, стройный, с короткой бородой, поднялся на трибуну и стал говорить, что не верит в это, что у них никогда не было водопровода и вода к ним никогда не придет: "Как на моей ладони не вырастет ни один волос, так никакой воды у нас не будет". Я тогда ему сказал: "Гражданин, я прошу запомнить, что вы сказали. Через год соберемся и посмотрим, кто будет прав, будет ли вода и водопровод". Говоря это, я не сомневался в реальности плана.

Водопровод построили раньше, чем через год. Я решил поехать в это село на открытие водопровода, имея в виду встретиться с этим крестьянином.

Я попросил его подняться на трибуну, потом подойти к водопроводу, где я открыл кран. Вода пошла! Трудно описать смущение этого крестьянина. Он молчал, пораженный. Я ему сказал: "Вот вы человек честный, правдивый, но только знайте, какая разница между властью помещиков, которые не заботились о деревне и крестьянах, и новой рабоче-крестьянской властью, которая только и живет и работает ради защиты интересов рабочих и крестьян, улучшения их жизни". Это было хорошим агитационным делом для привлечения на сторону Советской власти тех крестьян, которые еще колебались.

Пользуясь пребыванием в Пятигорске, я заехал на несколько часов в Кисловодск, где отдыхал Бухарин. Он был очень доволен, стал расспрашивать меня о крае. Я рассказал о положении дел и о своих полетах в села, пораженные засухой. Этот факт произвел на Бухарина возбуждающее впечатление. Как ребенок, он спрашивал, верно ли это и хорошо ли летать на самолете, восхищался, ходил с возбужденным видом взад и вперед. Я был удивлен его реакцией. Вдруг он говорит: "А знаешь, хорошо бы облететь вокруг Эльбруса. Можно ли это?" Я ответил, что, наверное, можно, только нужно спросить летчика-немца. Когда я передал его согласие Бухарину, тот обрадовался, но сказал озабоченно: "Хорошо-то хорошо, но, знаешь, прежде чем полететь, я должен запросить согласие ЦК". - "При чем здесь ЦК? - удивился я. - Это не политический вопрос, чтобы его решать в ЦК. Полететь вокруг Эльбруса можно, летчик согласен, что еще тебе нужно?" - "Нет, - ответил Бухарин, - могут сделать замечание. Скоро поеду на пленум, там посоветуюсь. Вернусь снова сюда, и обязательно полетим вокруг Эльбруса".

В Москве Бухарин разговаривал со Сталиным. Тот не только не санкционировал этот полет, но и, как я узнал из постановления, полученного мною в Ростове, он запретил не только Бухарину, но и мне летать на самолете. Это было оформлено как решение Политбюро.

Я был крайне возмущен этим. Я ведь летал не ради удовольствия. Должен признаться, что и после решения ЦК я несколько раз использовал тот же самолет. Это был первый случай, когда я не подчинился решению ЦК. Второй и последний случай неподчинения решению ЦК во всей моей жизни имел место в Москве, когда было решено наркомам встать на партийный учет в своих наркоматах. Я остался на учете на заводе "Красный пролетарий".

Выполнив все меры по оказанию помощи семенами, продовольствием, я уехал в отпуск для лечения легких. Врачебная комиссия предложила мне три места на выбор: Абастуман, Крым или Теберда (Карачаево-Черкесская область).

Выбрал я Теберду, поскольку она находилась в крае, где я работал, и время отпуска можно было использовать с пользой для дела, быть в курсе всех событий и по мере возможности оказывать помощь в решении вопросов. Тем более что в Карачаево-Черкесской области еще не был.

О том, как я лечился от туберкулеза в Теберде, я писал Ашхен на дачу крайкома в Кисловодск, где она находилась с тех пор, как родила в этом городе 18 июня 1924 г. нашего второго сына - Володю:

15/IX 24 года

Теберда

Дорогая, милая Ашхен!

Получил письмо. Почему ничего не пишешь, поправляешься ты или нет? Ты обязана набрать еще не меньше 15 фунтов весу!