В начале сотворил бог отели «Ритц» и «Уолдорф».
Пятая же авеню была безвидна и пуста, и тьма над поверхностью Олд-Бонд-стрит; и дух божий носился над Гайд-парком.
И сказал бог: да будет «Тиффани», и стал вексель.
И увидел бог: hors d’oeuvre[59], что она хороша, и отделил бог Ниццу от Монте-Карло.
И назвал бог мартини very nice[60], а путешественника назвал болтуном. И был вечер, и было утро: день один.
И сказал бог: да будет твердь посреди трестов, и отделил дебет от кредита.
И создал бог твердь и отделил проценты, которые под твердию, от долговых обязательств, которые над твердию: и стало так.
И назвал бог твердь фондовой биржей. И был вечер, и было утро: день второй.
И сказал бог: да соберутся все меню, которые на Вандомской площади, в одно место и да явятся à la carte[61]: и стало так.
И назвал бог Уолл-стрит улицей только для господ, а собрание забастовщиков назвал большевистским. И увидел бог, что хорошо.
И сказал бог: да произрастет час коктейлей «дайкири» со льдом и five o’clock[62] и чековая книжка, приносящая по урожаю тростника плод, в котором семя его по роду его, в гаванском Яхт-клубе: и стало так.
И произвели рубщики тростника колонов — колонов, сеющих семя по роду их, и чаны, приносящие необработанный сахар, в котором семя его по роду его, в бумагах расчетной платы. И увидел бог, что хорошо.
И был вечер, и было утро: день третий.
И сказал бог: да будет tips[63] на тверди ночных клубов, для отделения дня от ночи, и да будут они для знамений, и для сезонов, и дней, и годов, и да будут «Say it with flowers»[64], на тверди цветочных магазинов, чтобы освещать благодарность: и стало так.
И создал бог две улицы великие: улицу большую, для управления ночью, и улицу меньшую, для управления днем, и vedettes[65].
И поставил их бог по всему континенту, чтоб не хватало денег.
И улицу большую назвал Бродвей, а улицу меньшую назвал Рю-де-ла-Пэ. И увидел бог, что хорошо.
И был вечер, и было утро: день четвертый.
И сказал бог: да будут ссуды на сахарное производство и опротестованные векселя и они да полетят по нотариальным конторам перед лицом тверди законов.
И сотворил бог Моргана и Рокфеллера больших и всякую душу живую, пресмыкающихся перед ними, которых произвел сахар по роду их. И увидел бог, что хорошо.
И благословил их бог, говоря: плодитесь и размножайтесь и наполняйте бонами республику, и банкроты да размножаются на земле.
И был вечер, и было утро: день пятый.
И сказал бог: да произведут урожай тростника по роду их фирмы «Данхил», и «Салка», и «Шанель»: и стало так.
И сказал бог: создадим Кантри-клуб по образу нашему, по подобию нашему, и да владычествует он над банковскими счетами, и над Каннами и Биаррицем, и над Булонским лесом, и над журналами, и над всеми hang-overs[66], пресмыкающимися по земле.
И сотворил бог cover charge[67], по образу своему, по образу божию сотворил ее; блюзы и фокстроты сотворил.
И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь и наполняйте гаванские Билтмор-, Яхт- и Кантри-клубы и нареките их по имени их: Г. Б. Я. К. и владычествуйте над всеми дамскими комнатами в барах на Парк-Лейн и Авеню д’Опера и над всяким, кто говорит «Au revoir»[68], «See you soon»[69] и пресмыкается по земле, и прежде всего — спортсменами.
И сказал бог: вот, я дал вам всякие слова — for he is a jolly, good fellow[70], перед ним hats off[71]; и всякие extra dry[72], superluxe[73] — вам это будет в пищу.
А всем welcome[74] на земле, и всем enchanté[75] в небесах, и всякому, кто курит сигару из сигар — «Корону», в которой душа живая, и всякому, кто говорит «I like my way»[76], и всякому, кто говорит «c’est la vie»[77], «все это анархисты», «мамуля любит духи», дал я путешествия за границу: и стало так.
И увидел бог все, что он создал, и вот, устыдился весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.
И совершены небо и земля, и все принадлежности их.
И совершил бог в день седьмой дела свои, которые сделал, и почил в день седьмой от всех дел своих, которые создал.
В ФЕВРАЛЕ 1952 ГОДА
Сенатор Габриэль Седрон поцеловал Ритику. Он был уже у двери и прощался. Это был мокрый стариковский поцелуй. Седрон стал замечать, что ему все труднее равняться с Ритикой. Ему посоветовали принимать один китайский концентрат, по нескольку капель с водой после еды. В запасе еще оставалось испытанное средство: черепашьи железы, устрицы, мозг обезьяны. Ничего страшного, естественный процесс: сенатор старел.