Так было. Бертильон 166

— Видишь того типа, он способен уговорить любого. Эволюционизм реформистского толка — лучший из всех путей. «Спите на чудо-матрасах, спите безмятежно… пока мир идет вперед, к лучшему будущему». А вот еще реклама: «Люди добры. Наш мир — лучший из миров. Дайте время, и природа сотворит чудеса. К вам любезно обращаются фирмы «Панглосс компани» и «Пинк глассес инкорпорейтед». Когда Эвиа станет президентом, мы прочтем — и ничуть не встревожимся — следующее заявление в воскресном номере «Нью-Йорк таймс»: «Будьте счастливы. Поезжайте на Кубу и отбросьте все думы». Замечательная реклама, не правда ли? Великая мечта средних слоев — никаких потрясений, никакой грубости, никакой крови. Сенатор Седрон получит столько голосов, сколько ему надо, и не станет беспокоиться о том, что плантации тростника охвачены пламенем. И самое печальное, что он, возможно, прав.

— Пойдем к нашим, — повторяет Карлос.

Луис испытывает необходимость досказать, что же все-таки происходит:

— Подожди, мне сейчас все, как никогда, ясно. Это вульгарная страна, и не стоит даже труда что-нибудь делать, потому что климат здесь невыносимый.

— Пойдем к нашим, — повторяет Карлос.

Даскаль дает себя увести, и они идут на другой конец галереи к сдвинутым столикам, где развлекается вся компания.

В этом оркестре собраны самые разные инструменты — от фальцет-гобоя до контрабаса, утверждающего мужскую сущность.

— Чарли, старина, как дела?

— Эй, что говорят умные люди?

— Карлитос, где ты запропал?

Бывать вместе со стариной Чарли очень удобно, ибо его окружает некий ореол влиятельности и могущества, отблеск которого может упасть и на того, кто с ним рядом. И на Луиса Даскаля падает этот отблеск, хотя все знают его лишь как «типа, который ходит с Карлосом», знают только в лицо — «как его там, этого неврастеника?».

Темы самые разные, интонации контрастные: «Слушай, Чарли, мы тут обсуждаем, что делать завтра. — Да нет — сегодня. Завтра-то, Кипи, мы можем на твоей яхте пойти к мысу Икакос. А вот сегодня, куда деться сегодня? — В гости к Санчесам. — Нельзя, там бабушка заболела, и они повезли ее к морю. — Чтоб ей было пусто, старухе! (Смех.) — Я иду играть в кегли, вы мне потом скажете, что решили. Иони, ты позвони мне. — А почему бы не пойти в «Кастильито»? — Ой, как же ты любишь всякий сброд! Моя мама говорит, что девушкам туда ходить нельзя. — А мне вот что пришло в голову: можно пойти к нам домой, как будто мы собираемся играть в монополи или что-нибудь в этом роде, а сами включим радиолу, и, когда мама поймет, в чем дело, веселье уже будет в разгаре. — Правда, шикарно? — Точно! — Все, что угодно, только не к Санчесам, уж очень агрессивны эти девицы. — Дальше некуда. На днях они явились в трусиках. Точно исполнительницы мамбо. Когда это было? — А я проглядел. — Анита, у тебя уже есть билеты на открытие сезона в «Пайрет»? — Мама наверняка купила. — Для этого случая притащат Аурору Баутисту. — Она мне ужасно понравилась в «Безумствах любви». — У тебя галисийские вкусы, милочка. На этот фильм только и ходить членам клуба «Дочери Галисии». — Но она будет там, а она очень хороша. — Кто умеет танцевать танец пингвина? — Он Дурацкий, но забавный. (Показывает танец. Короткие прыжки, при этом ноги словно пружины. Руки прижаты к телу, а кисти рук хлопают, точно крылья.) — Ой, как же у тебя плохо получается! (Смех.) — Тинита, завтра мы придем к тебе купаться в бассейне. — Ладно. — Сейчас я изображу вам Пепе Ангуло. (Смех.)»

Зовут меня Пепе Ангуло,
и нипочем мне горе —
мне по колено море,
мне по колено море.

Только я все горюю,
только я все горюю,
больше люблю я бурю…

Даскаль вышел на террасу. И оттого, что кондиционированный воздух в баре был очень плотным, жара снаружи показалась ему даже приятной, будто он вернулся в надежно оберегающее его материнское лоно. Было приятно вот так окунуться в жару и даже постоять здесь несколько минут, пока опять не начнет выступать липкий пот и не покатится под чистой рубашкой. Хмель шумел в голове, Даскаль закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул дым через нос, с удовольствием ощутив сухой и душистый запах.