Так было суждено

Кареглазая хмыкнула и решила попробовать отнестись к этому философски. Философски не получилось, так что, напустив на себя безразличный ко всему вид, девушка закрыла от мира свою душу. Но она не учла того, что от себя уж точно не закроешься.

Быстро умывшись и приведя в относительный порядок свой хаер, Юля в последний раз взглянула на себя в зеркало и, хищно улыбнувшись соблазнительному отражению, медленно растягивая слова, произнесла:

— Как обычно: ничего хорошего тут не видно… Но ничего, вот увидит она меня, сразу же слюнки потекут! Так-то!

Уверенно кивнув самой себе и надев чёрные кожаные перчатки без пальцев — последний штрих рокового образа, — девушка перекинула через плечо кожаную куртку и, насвистывая ободряющую мелодию, вышла из комнаты. Мелодия хоть создавала видимость того, что у девушки всё хорошо. На самом деле, на душе было настолько паршиво, что не кошки скреблись, а велоцирапторы раздирали обожженную холодом душу девушки.

***

На улице стояла прекрасная погода. Несмотря на то, что время близилось к зиме — как-никак уже в скором времени декабрь должен был наступить на пятки ноябрю, — висело желтощёкое солнышко и лениво стреляло лучами.

— Солнце светит, но не греет, — буркнула Юля, уже пожалев о том, что так легко оделась. Всё-таки кожаная куртка не заменит осеннее пальто.

В половину десятого почти всё общежитие вывалило на улицу. То ли это случилось потому, что погода была идеальная для прогулок, то ли потому, что дядя Стив всех повыгонял из тёплых комнат, то ли потому, что просто у каждого человека была своя причина. Инжефалина Распикулертона Престинарио ответила бы точно, что это дело призрачных рук дядюшки Стива. Конечно же, сюда каким-нибудь загадочным макаром присобачилась и новенькая. Яна же точно сказала бы что-нибудь про девственниц с драконами. Но все мы знаем, что дело было именно в дяде Стиве.

Напряжённо смотря по сторонам, Юля вглядывалась в каждое лицо: меньше всего на свете девушке захотелось бы сейчас натолкнуться на кого-нибудь из своего класса. Разумеется, для некоторых личностей она сделала бы исключение, но тем не менее.

Деревья жались друг к другу, так как им было очень неловко за то, что им придётся простоять несколько месяцев голыми. И всё бы ничего, так нет же — люди. Ходят тут себе, прогуливаются, щебечут о чём-то. Понимаете, как напрягает, когда ты стоишь несколько месяцев голый — неважно, что рядом с тобой тысячи таких, — а мимо тебя каждый день проходят по сто человек, если не больше? То-то же.

Разноцветные листья были собраны в кучи, кучки, кучечки, кучучонки и кучищи, однако шаловливый ветер всё равно умудрялся сгонять верхний слой листьев и, хохоча, уносить их подальше от себе подобных.

Юлю мало занимало то, чем там занимается ветер с юными листиками и о чём думают нагие деревья, думают ли они вообще, так что девушка только зябко ёжилась. Она уже и забыла о том, что хотела поразить какую-то особу. Мысли, вежливо стучась в черепную коробочку, толпились у дверей и уже образовали бы что-то типа «kucha mala», как кареглазая впустила их. Впрочем, если думаешь о чём-то другом, то забываешь о холоде, а потом и не замечаешь его.

Но и тут Юлю очень жестоко и хитро обломали. Только мысли хотели наброситься всей своей голодной стаей — питались эти мысли нервами и эмоциями, преимущественно отрицательными, — как чья-то рука обняла девушку за талию. Не поворачиваясь, кареглазая сжала руку в кулак и, повернув корпус, резко выбросила её вперёд, словно камень.

Кто-то приглушённо охнул.

— Так и знала, что ты, — отряхивая руку, протянула Юля.

Разумеется, что поднимать руку на учителей нехорошо, но кареглазую это не волновало. Девушку, наверное, больше заботило питание морских свинок, нежели Виталик.

— За что? — держась за разбитую губу, простонал мужчина.

— Неча руки распускать, — огрызнулась девушка.

— Я смотрю, ты тоже уже успела.

— Что?

— Руки распустить, — ответил Виталик. — Бровь разбита, губа тоже… кто ж тебя так?

— С деревом не поладила, — осклабилась девушка. — Мне нравился Буратино, но дерево — видимо, это была девушка Буратино — не оценило моего стремления быть с ним.

— Что за бред сивой кобылы?..

— Это ты кого сейчас кобылой назвал?!

Поспешно отойдя от Юли, которая уже собиралась впечатать слова мужчины ему же в лицо, Виталик примирительно поднял руки, словно говоря, что сдаётся.

— Ты вообще почему в таком виде? — окинув стеклянным взглядом спортивный костюм мужчины, поинтересовалась девушка. — Уж не за фигуркой ли смотришь?

— Бегаю по утрам, — мужчина растянулся в довольной улыбке, считая, что он наконец-то завоевал одобрение со стороны неприступной красавицы.

— Тх, баран ты.

— Что?!

— По утрам нельзя бегать. Только проблемы с сердцем заработаешь.

— Слушай, — начиная постепенно злиться, начал Виталик. — Я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать твои оскорбления.

— Для чего ж ты тогда приехал? — изобразив неподдельное удивление, спросила Юля. — Неужто считал, что я приму тебя с распростёртыми объятиями, кинусь на шею и тэ дэ, и тэ пэ? Эй, гляди! Не твоя ли губа по земле покатилась? Закатай обратно!