Так дай мне напиться

После небольшой паузы, в течение которой незнакомец возвращался в себя, он заговорил. Голос его при этом стал более низким.

«Ты спрашиваешь, кто я? Я пилот самолета, истребитель. Я ложусь на топчан, на диван, на вагонную полку, без разницы, как летчик усаживается в пилотное кресло своего самолета. Я укрываюсь одеялом, как он захлопывает фонарь кабины. Для меня закрыть глаза означает то же, что и для него начать разбег по взлетной полосе. А засыпая, я начинаю набирать высоту.

Всем нам свойственно видеть иногда дурные сны. В твоих дурных снах тебя могут обидеть, унизить, изредка убить. Все мои дурные сны сводятся к одному: я начинаю падать и разбиваюсь, врезавшись с бешенной скоростью в землю. Это очень страшно и больно. Падая, я кричу. Я даже опасаюсь, что мое сердце когда-нибудь не выдержит и я умру, так и не долетев до земли.

Но к счастью, кошмары навещают нас не так уж и часто. И все остальное время я, в отличии от вас, ЛЕТАЮ.»

Пропащему показалось, что на последнем слове, расширившиеся глаза рассказчика начали излучать свет.

«Летая, я испытываю и вижу то, что невозможно испытать или увидеть в реальной жизни».

Он умолк, приходя в себя. Потом налил себе в стакан остатки водки, выпил ее, немного закусил и, поставив пустую бутылку под стол, спросил: «Хочешь музыку послушать?»

«Какую? Где?» — не понял Пропащий.

«А на-ка вот». И с этими словами Истребитель извлек откуда-то из внутреннего пространства своей куртки плеер с маленькими наушниками и положил на стол.

«Ты пока посиди, послушай, а мне нужно кое-что обдумать. Только не спрашивай меня ни о чем».

И он уселся на место Леннона, забившись в самый угол и полностью уйдя в тень, отбрасываемую верхней полкой при тусклом вагонном освещении.

Пропащий, поняв, что Истребитель снова уходит в себя, посидел немного, укладывая сказанное им в голове, затем одел наушники и включил плеер.

Одно соответствовало другому: какой-то чудак орал что-то под музыку в мегафон по английски, стараясь при этом эмитировать жуткий немецкий акцент. Потом все стало напоминать музыкальное оформление к детской сказке-страшилке в постановке кукольного театра.

Музыка чем-то притягивала Пропащего и, в то же время, пугала. Ему нравился хриплый голос этого мужика, который, казалось, не умел себя беречь и вкладывал в свое музыкальное действо все, что в нем было, напоминая всем этим собирательный образ разгульной русской души. В одной из песен он даже кричал по русски «один, два, три, четыре…» и что-то там еще и Пропащему прямо-таки виделось, как он лихо выплясывает, кривляясь перед микрофоном.

Как раз примерно к концу кассеты Истребитель начал возвращаться оттуда, где он был. Лицо его приняло осознанный вид, он зашевелился и произнес: «Я ухожу, мне нужно все это зафиксировать».

Затем он поднялся, бесцеремонно забрал плеер у Пропащего и сунул его в какой-то из карманов своей куртки, говоря при этом:

«Скажешь Леннону, что Художник должен быть где-то южнее, ближе к Казани. Вы же двигайтесь дальше. Капитан сейчас там. И вообще, в той стороне много странников. Пока».

И он ушел, снова набросив на голову капюшон и повесив сумку на плечо.

Теперь настал черед Пропащего уходить в себя. Он и не заметил, как это произошло, только он вдруг почувствовал себя то летящим высоко в небе, то стоящим на затемненной сцене рядом с тем хрипящим мужиком, то в каком-то еще неведомом ему измерении. Короткие промежутки между возникающими в голове картинами были заполнены обрывками услышанных им за день фраз и его собственными, не до конца оформленными мыслями.

Очнулся он от того, что Леннон легонько тряс его за плечо: «Э-эй, далеко отсюда? Ну же давай, приходи в себя. По всему видать, ты познакомился с Истребителем поближе».

И он снова уселся на свое место.

«Почему он так много пьет?»

Леннон хмыкнул: «Не простой вопрос… Видишь ли, в его случае, это уже почти болезнь. А кроме того, он уверяет, что когда он выпьет определенное и только ему известное количество этой гадости, в его голове меняется система мировосприятия. Связь между клетками мозга начинает осуществляться не как обычно, „огородами“, а напрямую. В голове начинает „коротить“ и все вокруг меняется: мгновенно рождаются образы, которые были до этого недоступны, возникают гениальные мысли. Но, позволь мне тебя предостеречь, это свойственно далеко не каждому.

Истребитель — поэт. Мне нравится то, что он пишет. Только он даже и не пытается это печатать. Ему это не нужно…»

«Как он до сих пор не спился?»

«Этому многие дивятся. Каким-то образом он может себя контролировать, хотя, мне кажется, что рано или поздно этим все и закончится».

«А наркотой он не балуется?»

«Нет. Пробовал, но ему не понравилось. Сказал, что это уже перебор, шаг назад».

Они немного помолчали, снова думая каждый о своем.

«Он сказал, что Художник где-то южнее, а если мы поедем дальше, то встретимся с Капитаном».

«Ясно. Я так и предполагал».

«Капитан и Художник. Кто они?»