Так говорил Бисмарк!

Понедельник, 26-го сентября . С утра приготовил последовательно для различных газет статью по поводу мнения, что Париж со своими дорогими коллекциями, художественными постройками и памятниками не должен быть допущен до бомбардирования. Как бы не так! Париж – крепость; что там собрали художественные сокровища, воздвигнули великолепные дворцы, это не уничтожает его характера. Крепость есть военный аппарат, который без всяких рассуждений должен быть сделан безвредным. Если французы не хотели подвергать опасности свои монументы, библиотеки и картинные галереи, то они не должны бы были обносить его укреплениями. Впрочем, они ни минуты не задумывались бомбардировать Рим, в котором были совсем другие, ничем незаменимые памятники.

За нашим обедом присутствовал сегодня лейб-медик короля доктор Лауер. Долго говорили о кулинарных и гастрономических кушаньях, и мы узнали, что любимый плод шефа – вишни. Поданные нам четыре карпа были очень вкусны. Из речных рыб он предпочитает мурену и форель, которые у него водятся в большом количестве в Варцинских прудах. Большие форели, которые в Франкфурте-на-Майне во время пиршеств считаются изысканным блюдом, он считает хуже речных. После речных рыб он отдает должное озерным, из них – наваге. «Даже самую обыкновенную селедку, хорошо очищенную, я ем с удовольствием». «В молодые годы я сделал услугу жителям Аахена, как в древние времена Церера, богиня земледелия, тем, что научил их жарить устриц». Лауер попросил рецепт, и министр дал его. Если я хорошо понял, то он следующий: надо обсыпать их толченой булкой и пармезаном и жарить их в раковинах на горящих угольях. Я думал про себя, что устрицы и поваренное искусство ничего общего между собою не имеют. Лучший рецепт: свежие устрицы без всякого снадобья. Шеф говорил еще о различных лесных ягодах, о землянике, клюкве, как настоящий знаток, также и об обширном семействе грибов, которые ему большею частью попадались в Эстляндии и Финляндии и совсем у нас неизвестны. Потом говорили об еде вообще и он, шутя, заметил: «В нашей фамилии все большие едоки. Если бы в стране все имели такую же способность, то она бы не выдержала. Я бы оставил отечество. Затем разговор коснулся военных, и министр заявил, что уланы – лучшая конница. Пика придает улану много самонадеянности. Думают, что она мешает в лесу, но в этом ошибаются; напротив, она помогает раздвигать ветки. Он знает это по опыту, так как он сначала служил в егерском, а потом ополченцем в уланском полку. Отнятие пик у ополченцев кавалерии было бы большим промахом. Согнутая сабля мало приносит пользы, особенно если дурно отточена; гораздо практичнее была бы прямая длинная шпага».

После обеда получено письмо от Фавра, в котором он просит: во-первых, чтобы о начале бомбардирования Парижа было заранее объявлено, чтобы дать время удалиться дипломатическому корпусу; во-вторых, чтобы последнему было дозволено письменно сношение. Абекен сказал, возвратясь с бумагами, что он пошлет ответ на Брюссель. «Оттуда письмо пойдет очень долго или совсем не дойдет и возвратится опять к нам», – заметил Кейделль.

«Это ничего не значит», – продолжал Абекен. Король пожелал читать газеты, и чтобы ему было подчеркнуто самое главное. Шеф предложил ему «Norddeutsche Allgemeine-Zeitung», и на меня возложено было подчеркивание ее.

Вечером меня несколько раз звали к министру за приказаниями, и я узнал, между прочим, что Фавр в своих донесениях о переговорах с канцлером хотя и старается быть правдивым, но объявляет не совсем подробно о бывших трех совещаниях, что при настоящих обстоятельствах кажется довольно странным. Именно он умалчивает о вопросе о перемирии, между тем как этот вопрос стоял на первом плане. Об Соассоне не было и упомянуто, только о Зааргемюнде. Фавр был готов дать значительное денежное вознаграждение. Вопрос о перемирии колебался между двумя альтернативами: с одной стороны, уступка части внешних укреплений Парижа, и хоть часть укрепленных пунктов, находящихся в городе, под условием дозволения свободного сношения жителей Парижа с внешним миром; с другой стороны – за отречение от вышесказанной уступки – уступка Страсбурга и Туля. Последняя уступка была нам выгоднее, потому что эти города в руках французов затрудняют нам подвоз необходимого. Союзный канцлер сказал, что будет говорить об уступке владений при заключении мира, лишь только тогда, когда он будет принят в принципе. Потом, когда Фавр попросил, чтобы ему хотя бы изложили наши требования, ему заметили, что Страсбург необходим нам, как ключ к нашим владениям; и что, кроме того, департаменты верхнего и нижнего Рейна, также Мец и часть департамента Мозеля должны служить для нашей безопасности на будущее время.

После обеда получено важное известие: итальянцы заняли Рим, папа и дипломаты остались в Ватикане.