Так говорил Бисмарк!

Мы покинули Феррьер 5-го октября около семи часов утра. Сначала мы ехали преимущественно по проселочным дорогам, которые, однако, отлично содержатся, через большой лес, мимо разных больших деревень, по-видимому, покинутых всеми жителями и занятых лишь немецкими войсками, мимо парков и замков. Все это смотрело очень богато и жирно-жирно, как сыр бри, в месте производства которого мы теперь, кажется, находились. В окрестностях стояли постоем вюртембержцы, а затем пруссаки. После 10 часов мы достигли верхней стороны Сенской долины, где недавно сооруженная, страшно крутая дорога спускалась среди виноградников на низкий берег; все вышли, и экипажи могли быть предохранены только ловким лавированием от ломки и падения. Затем мы проехали прелестный городок Вилльнев – Сен-Жорж, в домах которого царствовало ужаснейшее разорение. Во многих из них, в которых я был, пока лошади отдыхали, зеркала были разбиты, мебель поломана или взломана, белье и бумаги разбросаны и т. д. Дальнейший путь лежал через какой-то канал или приток реки в поле, затем – через понтонный мост, ведущий через Сену, и в начале которого развевались черные с белым флаги. Зеленая речная вода была прозрачна, можно было отчетливо видеть дно, ширина реки равнялась в этом месте ширине Эльбы у Пирны. На другом берегу нас встретил наследный принц со свитой, выехавший верхом навстречу королю. Последний тоже должен был сесть на лошадь, так как ему предстоял смотр войск. Канцлер сопровождал его. Дальше мы поехали уже одни.

Недалеко отсюда дорога вышла на шоссе, ведущее вверх в деревню Вилльнев Леруа, где мы нашли несколько крестьян, большею частью стариков, и где мы на одном дворе расположились перед навозной кучей, чтобы съесть бывший с нами холодный завтрак. Из стены дома течет струя чистой родниковой воды, над которой прибита дощечка, гласящая, что г. X. и его жена в такой-то день открыли этот родник и сделали его доступным для публики посредством водопровода. Внизу написано: «Владельцы забудутся, их благодеяния останутся». Какая-то седая борода в блузе и в высокой серой шапке, какие носят французские крестьяне, приплелась в деревянных башмаках, похлопала меня по плечу и спросила, что я думаю насчет надписи; и при этом я узнал от него, что он сам и есть мужская половина добродетельной четы, выставившая дощечку забывчивому потомству для благодарного воспоминания. Не надо прятать свой огонь под уголья, сказал француз, и вот он сам поставил себе памятник.

Далее мы проехали вторую деревню, где находился лагерь из соломенных бараков. У часовых на улицах были будки, состряпанные из двух выбитых дверей, белые жалюзи составляли заднюю стену и пучок соломы – крышу. Прусская пехота, расположившись побатальонно, ждала на дороге своего августейшего вождя. Немного далее в поле, около рощицы, расположилась кавалерийская дивизия – зеленые, коричневые и красные гусары, уланы и кирасиры.

Уже давно жаждал я увидать Париж. Но на правой стороне, где он должен был быть, ряд довольно высоких холмов, на которых там и сям лепились деревеньки, или белый городок заслонял даль. Наконец показалась впадина в гребне вершин, узкая долина, и через нее мелькнуло желтоватое возвышение с острым краем, может быть, форт, а влево от него над каналом или виадуком, среди столбов дыма, выходящих из фабричных труб, поднялись синеватые очертания большого здания с куполом. Пантеон! Ура, мы перед Парижем! Отсюда до него не более полутора миль.

Вскоре мы въехали на большую мощеную императорскую дорогу в том месте, где на пересекающем ее и ведущем в Париж шоссе баварский пикет стоял на сторожевом посту. Налево раскинулась долина, направо – продолжение цепи холмов, покрытых лесом. Наконец проехав чугунные ворота с позолоченными верхушками, одну широкую и несколько оживленных улиц, через совершенно прямую аллею, еще коротенькую улицу с трехэтажными домами, изящными лавками, рестораном и вторую аллею и съехав под гору по переулку – мы очутились в Версале перед назначенной нам квартирой.

6-го октября , в день нашего приезда в прежнюю королевскую резиденцию Франции, Кейделль заявил мне, что, вероятно, наша стоянка продолжится здесь около трех недель, и это мнение казалось мне совершенно правдоподобным; ход войны до сих пор приучил к быстрым успехам. Но как известно и как, вероятно, предполагал министр, о чем будет говорено в следующей главе, мы оставались здесь целых пять месяцев, и так как в доме, где мы поселились, происходили важные события – что тоже известно, – то подробное описание его, надо предполагать, будет очень кстати.