Так говорил Бисмарк!

Король и канцлер вскоре подъехали к тому месту, где действовало «прикрытие тяжелой артиллерии»; я, сделав свои наброски, тотчас же присоединился к ним. Место, о котором идет речь, лежит шагов на 800 или на 1000 вправо от дороги, которая привела нас к нему. От него по направлению к лесу, в глубине долины идут огороженные поля; там лежало около 12 убитых немецких солдат 31-го Тюрингенского полка. Один, простреленный в голову, зацепился за кустарник, через который он, очевидно, хотел перескочить. Вид места был ужасен. Все кругом синело и краснело французскими трупами; много убитых от взрыва гранат. Нападение на французов было произведено 4-м корпусом, который произвел в их рядах неописанное опустошение. Черные от пороха, покрытые запекшейся кровью, валялись мертвецы по полю, кто на спине, кто ничком, многие с открытыми неподвижными глазами, как у восковых кукол. На одном месте нашли мы пятерых убитых одним пушечным выстрелом. У троих были оторваны головы, у одного разорван живот, и из него вытекли внутренности; пятый, лицо которого было закрыто черным покрывалом, был изувечен, вероятно, еще более страшным образом. Поодаль, словно пустой сосуд, лежала верхняя часть черепа; а около него мозги – точь-в-точь как в кухне. Кепи, фуражки, сумки, листки бумаги, башмаки были рассеяны повсюду. Раскрытый офицерский чемоданчик, котел на потухшем костре с варившимся картофелем, куски мяса в блюдах, которые ветер посолил уже песочком, – все это показывало, насколько неожиданно явились наши, а вместе с ними и истребление. Бронзовая пушка тоже осталась на месте. Я снял с одного покойника бронзовую медаль, которая висела у него на голой груди на эластическом шнурке. На ней было изображение какого-то святого с крестом в руке; под фигурой знаки епископского достоинства: митра и жезл, вверху слова Crux S.Р. Bened. На оборотной стороне отчеканен пунктиром крест в кругу, напоминающий по форме наш ландверский крест, покрытый целыми рядами букв. Вероятно, это были начальные слова молитв или благочестивых заклинаний. Этот амулет католической церкви, надетый, вероятно, на шею бедному парню его матерью, а может быть, и священником, однако же, не помог ему нисколько. Маркитанты и солдаты расхаживали кругом и искали чего-то. «Вы не доктор ли? – вдруг спросил кто-то меня. «Доктор, но не врач. Что вам угодно?» «Там лежит один; он еще дышит». Раненый совершенно спокойно позволил положить себя на носилки и нести. Несколько дальше на полевой дорожке, ведущей к шоссе, мне попался еще один, лежавший навзничь; когда я наклонился к нему, он повернул глаза в мою сторону, грудь его еще поднималась, хотя коническая немецкая пуля сидела у него во лбу. На пространстве приблизительно в 500 квадратных шагов лежало около 150 трупов, и между ними – не более 10 или 12 из наших.

Подобным зрелищем я, однако же, уже насытился по горло и потому поторопился поскорее добраться в Бомон, к нашей колонне. По дороге туда, перед первыми домиками деревни, направо от дороги, увидал я целую толпу пленных французов. «Около семисот», – сказал мне охраняющий их со своим отрядом лейтенант, угощая меня стаканом мутного баварского пива, за что я отблагодарил его глотком коньяка из моей дорожной фляжки. Далее попадается мне молодой раненый офицер в экипаже; солдаты его роты приветствуют раненого, делая ему под козырек. На рыночной площади около церкви местечка опять пленные красноштанники и между ними несколько офицеров. Я спрашиваю саксонского егеря, где королевские экипажи. «Уехали уже с четверть часа назад вон в ту сторону». Значит, опоздал во всяком случае. Спешу по указанному направлению вдоль шоссе, усаженного тополями, к сожженной вчера вечером деревеньке. Жара страшная. Спрашиваю снова у стоящих в деревне солдат о королевских экипажах. Наконец за последним домом деревни, у опушки леса, где направо и налево в шоссейных рвах лежат массами тела убитых баварцев и французов, заметил экипаж шефа. Он чистосердечно обрадовался моему возвращению. «Ну, вот и вы наконец. А я хотел было уж послать за вами. Впрочем, если б вы и не вернулись, я был уверен, что вы не пропадете. Я думал, в случае если доктор не вернется к ночи, он дойдет до сторожевых костров и расспросит, где мы», – говорил шеф.

Потом он рассказал мне, что ему пришлось увидать и испытать в это время. Он обратил также внимание и на первую попавшуюся мне, упомянутую выше, партию пленных. Среди них он заметил священника, который, как говорят, стрелял по нашим солдатам. «Он отрицал этот факт, когда я его спрашивал. Берегитесь, сказал я ему, если это будет доказано, вас повесят непременно. Рясу-то я велел снять с него потом».