Так и было

— Как можно спокойно говорить о прекращении производства такого важного элемента снаряда, как медный снарядный поясок, когда командование Западного фронта вынуждено из-за нехватки боеприпасов установить норму расхода боеприпасов по два-три выстрела на орудие в сутки? — обратился ко мне военпред завода.

Конечно, я всей душой был на стороне этих людей, занятых одной лишь мыслью: как можно больше дать фронту снарядов. Потому-то раньше и откладывал под всяческими предлогами демонтаж и эвакуацию волочильного стана. Но теперь… Припомнилось довольно резко сказанное там, в Кремле:

— Товарищ Ветров! Не забывайте, что вас ожидает, если страна потеряет этот важный стан!

Да я и раньше понимал, чем рискую. И все-таки считал остановку этого жизненно важного производства несколько преждевременной. Почему? Да потому, что верил: мы отстоим Москву. Обязательно отстоим!

И вот теперь…

Что делать? Выполнять то, с чем приехал сюда? Тем более после такого нагоняя. Но в то же время… Люди-то верно говорят, на фронтах и так снарядный голод…

После короткого совещания со старыми рабочими и коммунистами завода я снова принял решение хотя бы еще несколько дней не трогать стан, продолжать производство медного пояска. Ну а там будь что будет.

Одновременно с этим руководству завода предложил быть в полной готовности к эвакуации стана в кризисном случае.

А для загрузки вагонов, уже поданных под стан, мы использовали оборудование «Москабеля».

Но через день на завод приехал ответственный сотрудник Совета по эвакуации И. Ф. Семичастнов, чтобы проверить, как идет отгрузка оборудования волочильного цеха. Увидев работающий на полном ходу стан, он позвонил мне и раздраженно спросил, что все это значит.

Как мог, я объяснил ему все, что узнал от представителей снарядных заводов. А также поведал о настоятельной просьбе военных продолжать выработку медного пояска.

И. Ф. Семичастнов оказался понятливым человеком. Поговорив и сам с руководителями военведа, занимающимися артснабжением, он даже пообещал на некоторое время поддержать меня. Но предупредил, что я играю с огнем.

Тем временем положение под Москвой еще больше осложнилось. В середине ноября гитлеровцы предприняли новое генеральное наступление на советскую столицу. Это был удар огромной силы. Наши войска вынуждены были снова отступить, оставив Сталиногорск, Клин и Солнечногорск. А 25 ноября передовые части врага были уже в 10–15 километрах от Каширы…

В начале декабря грянули холода. Мороз доходил до 30 градусов. И вот 7 декабря 1941 года центральные газеты сообщили радостную весть: советские войска перешли под Москвой в контрнаступление!

Нужно ли говорить, с каким ликованием встретили мы это известие?! Подлый враг, мечтавший покорить нашу столицу, теперь бежит!

Вскоре на мое имя пришло распоряжение, обязывающее «демонтированное оборудование волочильного цеха завода „Москабель“ возвратить на прежнее место и в ударном порядке восстановить круглосуточное производство медного пояска, крайне необходимого снарядному производству».

Возвратить… А оно никуда и не отгружалось.

Глава третья В РЯДЫ 3-й ТАНКОВОЙ

В один из апрельских дней 1942 года я был приглашен на совещание к начальнику Главного автобронетанкового управления Красной Армии генералу Я. Н. Федоренко.

Время в запасе было, и я, неторопливо шагая но Кремлевской набережной и глядя на освобождающуюся от ледового плена Москву-реку, старался припомнить все, что слышал от сослуживцев и знакомых об этом видном организаторе советских автобронетанковых войск.

Так, мне рассказывали, что Я. Н. Федоренко — потомственный пролетарий, плавал матросом на судах черноморского торгового флота. В предгрозовые февральские дни 1917 года вступил в большевистскую партию. С первых октябрьских боев возглавлял роту революционных матросов, затем стал командиром знаменитого 4-го красного бронепоезда. Отличился в боях против иностранных интервентов, белогвардейцев и контрреволюционных банд. Дважды ранен и контужен. Награжден орденом Красного Знамени…

В большом светлом кабинете меня приветливо встретил невысокий, лет пятидесяти генерал-лейтенант. Это и был Я. Н. Федоренко. Его несколько одутловатое, с мешками под умными и быстрыми глазами лицо носило отпечаток большой усталости, а покрытая инеем седины густая шевелюра и глубокие морщины, рассекающие высокий лоб, свидетельствовали о пережитых невзгодах.

Совещание длилось недолго и закончилось принятием согласованного плана внеочередной поставки военному ведомству радиоэлектротехнической аппаратуры. Когда мы с генералом Я. Н. Федоренко остались одни, я обратился к нему с просьбой посодействовать мне в переходе с военно-хозяйственной работы обратно в танковые войска, так как письмо с просьбой об этом, направленное мною Председателю Совнаркома СССР, осталось без ответа.

Оказалось, что Я. Н. Федоренко был в курсе этого дела. Он достал из сейфа и показал мне мой рапорт с припиской секретаря Сталина: «тт. И. Г. Кабанову и Я. Н. Федоренко. На решение. А. Поскребышев».