Так хохотал Шопенгауэр

— Я подарю вам эту пилу, — улыбнулся Железов старику. — Сохраните ее, пожалуйста. Очень скоро вы используете ее по назначения.

Растаяла дымка, испарилась любовь…

— Неужели доживу? — спросил сквозь всхлипы и соленые ручьи по щекам.

— Обязательно доживете, — уверенно пообещал Железов. — Нужно только верить. Нет ничего, что одолело бы настоящую веру. Верьте мне. Я хочу дать вам силу. Я хочу, чтобы вы были счастливы и здоровы. Я хочу, чтобы вы прожили сто пятьдесят лет. Вы проживете, если поверите мне.

— Я верю, — клялся старик, с трудом опуская себя на колени.

Железов улыбался.

— Спасибо вам, спасибо, спасибо, — твердил пенсионер.

Он целовал руку освободителя.

Железов улыбался.

Тишина взорвавалась криком и аплодисментами. Из дальнего ряда поплыл букет дешевых цветов. Мы любим тебя, кричали мужчины и женщины. Железов смотрел миру в глаза и не переставал улыбаться.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, В КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О ПУСТЯКАХ

Лето непохоже на зиму. День отличен от ночи. Понедельник не воскресенье. Сивка-бурка покручее лимузина, но стоит дорого. Нет разницы между самым худшим и самым средним, они — одно. Семь раз стреляй, один раз отрежь. Восемь раз помедитируй. Господь любит тех, кто любит свою судьбу. Господь уважает отвязных. Изредка он пьет с ними на брудершафт. Господь тоже прогибается. А кажется, что он покровительствует негодяям. Вранье. Современный Бог не делит народ на святых и грешных: он любит тех, кто любит свою судьбу и уважает отвязных. Он может прогнуться под тех, кого любит и уважает. Надо хотеть.

Адик любил ходить на лыжах. Как наденет, как пойдет — нравилось ему такое занятие. Нравилось-то нравилось, а ходить не умел. Получалось у него криво, косо и вовсе не эстетично. Как бы вам сказать, мялись советники (тогда у Адика уже водились советники). Сверхчеловек — это звучит гордо, наконец-то решились они, в сверхчеловеке все должно быть прекрасно: дела, речи, глаза, уши… В том числе хождение на лыжах. Вы же бог, Адик, плакали консультанты. Как вы можете так неэстетиччно предаваться любимому делу? Адик родился умным и сразу понял. Ну его, решал он. Советников не послал, правы как-никак: добра хотят, подмечают верно. А послал он лыжи. Оп-ля, и бросил на них ходить. Перестал позорить статус сверхчеловека. Жизнь слишком коротка, подумал он, чтобы делать в ней что попало. В жизни стоит делать то, что действительно стоит делать. Остальное от лукавого. И конечно, лучше ничего не делать, чем работать какую-то работу несовершенно.

Солнце светило по-вчерашнему ярко. Вот черт, подумал Шопенгауэр, успевший на хилых землях проникнуться к дождю наилучшим чувством. Дождя бы, подумал он. А не было дождя! Почуяв неизменность висящей погоды, Артур Шопенгауэр усилием воли заставил себя полюбить ее. Получилось. Вот здорово, решил он. Захотел полюбить — и полюбил. Надо будет попробовать с людьми. Какой, наверное, кайф — любить каждого и не превратиться раба. В данном случае, например, раба любви. Захотел — полюбил, захотел — разлюбил. Или вовсе возненавидел до алых чертиков перед бешеными глазами. Сам выбираешь чувства, а это покруче будет, чем определяться в поступках и даже мыслях. Трудность, конечно, неимоверная. Но надо пытаться, уж больно привлекательную перспективу он начертил.

Пальцами он ласкал микрофон.

— Даже не знаю, что сказать, — рассмеялся он открыто и задушевно. Правда, не знаю. Железову хорошо, он все знает. А я не все. И оттого постоянно маюсь проблемой выбора. Давайте хоть о пустяках поговорим, что ли. Пустяки — это пустяки. Это все, что не работа, не дело, не самореализация. Пустяки — это все, что само в себе лишено малейшего смысла.

Смысл, как известно, создается только человеком и только из ничего. Вот сплошное ничего вокруг, но сверкает желание, молния, волевой импульс. Импульс совершает что-то достойное, и вот оно несет смысл в изначально бессмысленный для нас мир. Я назову примеры пустяков, примеры неактуального, того, что существует вне импульса. Погода за окном, распитие водки, поездки на дачу, игра с котом, зарабатывание небольших денег, треп с неблизким, дома, деревья, прогулки по летней дождливой улице, перелитывание журнала, слушание лекций, ремонт машины, ужин, покупка еды, подготовка к Новому году, звуки музыки, картинки в телевизоре, любительская игра в футбол, свежий воздух, другие города, улыбка вежливости, полуискренний смех, сон. Я добавлю к этому фоновые пустяки: зима, весна, лето, осень. Разве значима осень сама по себе, как осень? А разве весна несет в себе хоть малейший смысл? А разве интересно наступление утра? А интересен вечер сам по себе? А летняя ночь за городом? А шумный день в городе?