Так крошится печенье

Джесс обернулся, вне себя от ярости. Сидевший за рулем толстый пожилой человек выходил из машины. Затем раздался звук, которого смертельно боялся Джесс… звук полицейского свистка.

Сердце Джесса испуганно забилось, он выхватил из заднего кармана пистолет, чтобы спрятать его в бардачке, но его остановил громовой голос полицейского:

— Не двигаться!

Джесс поднял глаза. В окно с правой стороны заглядывал здоровенный полицейский с красным лицом. Джесс не заметил, как он подошел. В руке коп держал пистолет, наставленный на Джесса.

— Бросай оружие! — с металлом в голосе приказал полицейский. — Быстро!

Готовый разреветься от страха и ярости, Джесс выронил пистолет на сиденье машины и поднял руки.

Дверца распахнулась, и другой полицейский выволок его из машины.

Водители нетерпеливо сигналили, негодуя на задержку движения, прохожие останавливались, с любопытством наблюдая за разыгравшейся сценой.

— Присмотри за ним! — крикнул второй полицейский напарнику. — Он только что бросил свою пушку.

Краснолицый усмехнулся и закатил Джессу такую оплеуху, что тот пошатнулся. В следующее мгновение, не успел Джесс опомниться, как его запястья сдавили наручники. И тут он почувствовал, что пакет с деньгами, который он запихнул под рубашку, начинает вываливаться и деньги сыплются на мостовую.

— Вот это да! — воскликнул краснолицый полицейский в изумлении. — Этот парень набит деньгами!

Тики Эдрис открыл глаза и жалобно застонал от нестерпимой боли в голове. Он попытался вспомнить, что произошло, а вспомнив, сел, что потребовало от него долгих, мучительных усилий. Он обхватил голову короткими ручками и сидел так, пока в голове не прояснилось и острая терзающая боль не утихла. Тогда карлик, оперевшись на колени, с трудом встал на ноги. Шатаясь, он сделал два шага по комнате, и его левый ботинок угодил в подсыхающую лужу крови возле трупа Алджира. Эдрис передернулся и попытался вытереть ботинок о ковер. Карлик двигался так, будто постарел на пятьдесят лет за те полчаса, что был без сознания. Он добрел до бара, нетвердой рукой открыл его и схватил бутылку виски. Вытащил пробку, уронив ее на ковер, и поднес бутылку к губам. Он пил долго и не спеша, чувствуя, как алкоголь несет тепло и жизнь его телу. Отдышавшись, Эдрис поставил бутылку и похлопал себя по набедренному карману, хотя знал, что он пуст. Денег не было. Карлик доплелся до ванной и ополоснул там голову и лицо. Все еще плохо соображая, он стоял и смотрел на себя в зеркало. То, что он увидел, ужаснуло его. Он был похож на иссохшего морщинистого старичка, дни которого сочтены.

Эдрис вернулся в гостиную, снова взял бутылку виски и, запрокинув голову, стал пить из горлышка. Потом он рыгнул и уселся в свое миниатюрное кресло, поставив ноги на скамеечку.

«Теперь, Тики, старина, забудь о Мексике, — говорил он себе, — без денег тебе крышка. Смирись с тем, что тебя ждет. Незачем куда-то бежать. Незачем строить какие-то планы. Ты по уши в дерьме, и из этой выгребной ямы тебе не выбраться».

Он взглянул на труп Алджира, и звериная ненависть исказила его лицо.

И все из-за этого тупого ничтожества! Безмозглый сукин сын настолько глуп и ленив, что не удосужился как следует закопать тело. Только поэтому провалилась самая грандиозная афера, какую только можно себе вообразить.

Эдрис глотнул еще виски. Он окончательно опьянел, и ему стало нестерпимо жаль себя. Всплескивая короткими ручками, он горько плакал, и слезы бежали по его сморщенному лицу.

Когда через полчаса Беглер и Хесс ворвались в его квартиру, он все так же сидел и плакал пьяными слезами.

Карлик не сопротивлялся. «А какой смысл? — говорил он себе, когда, качаясь, шел к ожидавшей их полицейской машине. — Какой теперь в этом смысл? Ты все спланировал, все точно рассчитал, а какой-то кретин взял и все испортил».

— Да-а, жадность фраера сгубила, — пробормотал Тики, садясь в машину. Он закрыл руками лицо и снова залился пьяными слезами.

«Дорогой Мел!

Я больше не могу называть тебя папой, не так ли? Я пишу, чтобы попрощаться с тобой и попросить прощения.

Не надеюсь, что ты поверишь мне, но, честное слово, я не знала, что они убили твою дочь. Они мне сказали, что она утонула.

Знаю, я не должна была соглашаться на эту роль, впрочем, я много чего не должна была делать в своей жизни. Я понимала, что счастье, которое испытала, выдавая себя за нее, недолговечно.

Теперь я собираюсь уплыть далеко в море. И буду плавать до тех пор, пока не иссякнут силы. Надеюсь, мой поступок хотя бы немного оградит тебя от скандала. Мне очень хочется думать, что ты будешь иногда по мне скучать. И я рада твоей женитьбе на Джой; она сделает тебя счастливым, ты заслужил это.

Итак, прощай и все же постарайся поверить, что я ни за что не пошла бы на обман, если бы знала правду о Норене.

С любовью, Айра».

Айра положила ручку и перечитала письмо. Она сидела в пляжном домике, одетая в белый купальник, который оттенял бронзовый загар ее тела.