Так кто же развалил Союз?

- И каково его мнение?

Яковлев ушел от ответа и перевел разговор на тему январских вильнюсских событий:

- Ну, помните, через десять дней после вильнюсских событий он сказал, что не имел к этому ни малейшего отношения…

- А вам не кажется, что существует заговор против Горбачева? Один из элементов этого заговора - убийство на литовской таможне, приуроченное к встрече Горбачева и Буша, более того - к их совместной пресс-конференции. Ведь после этого зверства оба чувствовали себя крайне неловко, когда им задали вопрос об этом убийстве, беспомощно мямлили что-то…

Александр Николаевич со мной согласен и вновь повторяет свое подозрение:

- Никакими фактами на этот счет я, конечно, не располагаю, но у меня такое ощущение, что существует мощная группировка - организованная или не организованная, я не знаю, - которая ставит своей задачей свержение президента.

Все-таки что же это за мощная группировка (в то утро, за трое суток до переворота, пофамильно это еще не было известно)? Спрашиваю Яковлева, как он считает, есть ли среди людей, занимающих ключевые посты в союзном руководстве - я имею в виду президента, вице-президента, председателя Верховного Совета, премьер-министра, министров, - искренние сторонники реформ?

Ответ удручающий:

- Я в их душах не копался, но думаю, что президент - он действительно сторонник реформ (это вроде бы очевидно, но вот ведь Яковлев все же считает необходимым удостоверить этот факт. - О.М.) Член Совета безопасности Бакатин - действительно сторонник реформ… Но я бы так сказал: список очень коротенький.

Этот список короткий, зато с другой стороны - длинный: необольшевики, полозковцы, «союзники», национал-патриоты, оэфтэшники (члены прокоммунистического Объединенного фронта трудящихся)… Спрашиваю у Яковлева, кто из них, по его мнению, наиболее опасен.

- Отношение к ним у меня одинаковое, - говорит Яковлев. - Я не делю их по степени моего презрения… Они делают страшное для нашего народа дело. Страшное. Прежде всего, само по себе стремление вернуть народ назад, опять его бросить в эту черноту, грязь, нищету - это позорно. Самая главная опасность - смыкание всех этих сил вокруг неосталинизма. Ведь и «Слово к народу» - это тоска по сталинизму… И «Единство», и инициативники, и правое крыло в КПСС, и Жириновский (вот ведь когда еще курилка проклюнулся! - О.М.)… Это все тоска по военно-бюрократической диктатуре. Все они заражены вирусом большевизма. Все их поры этим поражены. Вся психология… Но в конце концов должны же мы вытащить страну на рельсы демократического развития! В конце концов имеет же наш народ на это право!

Увы… Уже несколько лет Александра Николаевича Яковлева - одного из выдающихся русских людей ХХ столетия - нет в живых, а этот его отчаянный призыв - в конце концов вытащить страну на рельсы демократического развития! - и сейчас остается так же далек от реализации, как и тогда, накануне августовского путча 1991 года.

* * *

Мою беседу с Яковлевым предполагалось напечатать в «Литературной газете» в среду 21 августа. Однако этот номер был «отменен»: в числе других демократических изданий хунта запретила и «Литгазету». Возле типографии были поставлены БТРы, внутри здания дежурили солдаты с автоматами. В одночасье мы все - журналисты запрещенных изданий - оказались безработными.

Потом, - когда путч стал захлебываться, - «отмененный» номер все же вышел. Однако делался он в экстремальных условиях - за одну ночь, и моя беседа с Яковлевым в него не попала. Опубликована она была лишь через неделю, 28 августа.

Горбачева предупреждали

Встретившись с Александром Николаевичем Яковлевым десять лет спустя, в 2001-м, мы вновь вернулись к этой теме - к тем предпутчевым дням 1991 года. Я вновь его спросил, что именно вызывало у него тревогу, опасение что что-то зреет, ведь он сам признавался: никаких фактов у него не было.

Яковлев:

- Понимаете, в политике иногда происходит интересная вещь: фактов нет, а опыт что-то такое подсказывает, где-то какой-то колокольчик «динь-динь-динь…» Что-то не то творится. К тому же лично у меня тогда к этому была несколько повышенная чувствительность.

По словам Александра Николаевича, в тот момент он только что ушел в отставку с поста старшего советника президента, а ощущение, что он все еще член Политбюро, у окружающих еще оставалось, и с ним продолжали, - из-за страха, может быть, ненавидя его как человека, - общаться соответствующим образом: кланялись, улыбались, будучи застегнутыми на все пуговицы.

- И вдруг чувствую, - говорит Яковлев, - что-то изменилось, пиджаки расстегнули, разговаривают как-то снисходительно, даже не разговаривают, а цедят сквозь зубы, в глазах огонек такой появился недобрый: подождите, мол, скоро уже… Так вот, по сократившемуся числу звонков, по тому, как меня начали избегать, стало ясно: что-то готовится.