Так кто же развалил Союз?

…Председатель литовского парламента профессор Витаутас Ландсбергис обещал принять меня для беседы в пятницу 23 марта 1990 года в десять вечера (время вовсе не обычное, но другого, видимо, не было − в последние дни он работает почти круглосуточно). Около половины десятого мы с моим коллегой по «Литературной газете» Пятрасом Кейдошюсом заняли позиции возле его приемной. Надежды на скорую встречу было мало: заседание Верховного Совета продолжалось. К тому же неожиданно выяснилось, что в десять у него прямой эфир для канадского телевидения. Извинившись перед депутатами, он покинул заседание. Извинился и передо мной:

− Я сегодня буду работать до бесконечности. Так что подождите, поговорим…

Пятрас поехал домой спать − утром ему предстояло важное дело, − а я перебрался непосредственно в приемную на просторный мягкий модерновый диван.

Около полуночи Ландсбергис вернулся, но опять-таки занялся более первоочередными, как я понимаю, делами (еще днем, принимая у меня вопросы, он сказал мне твердо: «Это дело все-таки не первоочередное. Извините»).

Я не особенно настаивал на скорейшем приеме, надеясь, что стада журналистов, повсюду следующие за Ландсбергисом и его помощниками (все последние дни тут было не протолкнуться от тружеников пера и микрофона), со временем поредеют и можно будет поговорить спокойно.

Именно это было для меня главное − спокойный разговор. Чтобы можно было вырваться за пределы обычного для Ландсбергиса твердокаменно-железобетонного: «Мы − другое государство! Оставьте нас в покое!», уловить если не в словах, то хотя бы в голосе, в интонации какое-то сомнение в правильности и единственности решения, принятого 11 марта. Живой человек не может без сомнений. И для литератора они интересней любых иных проявлений человеческого естества.

В приемной Ландсбергиса две секретарши. Более представительная Регина − собственно секретарь председателя Верховного Совета. Она тут была и при прежнем председателе, коммунисте Бразаускасе, и раньше. Та, что попроще, Ядвига, как я понимаю, − помощница Ландсбергиса по «Саюдису» (организация, возглавившая борьбу Литвы за независимость). В штате Верховного Совета она недавно, с 12 марта. Это, скорее, референт, помощник.

В кабинет Ландсбергиса постоянно входят люди. Входят без доклада, без вопросов к секретарю, без стука в дверь (впрочем, кабинет огромный − с того места, где сидит его хозяин, стука и не услышишь). Посетители двоякого вида. Один тип: элегантные бородачи в цивильных костюмах. Это депутаты, руководители «Саюдиса» (впрочем, многие совмещают сейчас обе ипостаси). Другой тип − молодые ребята спортивно-студенческого вида (куртка, джинсы, кроссовки). Это активисты «Саюдиса», некоторые из них уже работники аппарата Верховного Совета.

Около часа ночи начинает названивать корреспондент «Московских новостей» Кючарьянц. С первых Ядвигиных ответов мне становится ясно, о чем идет речь, − коллега-журналист просит, чтобы Ландсбергис принял его в воскресенье. Настаивает, чтобы ответ был ему дан немедленно. В это время Ландсбергис принимает двух американских сенаторов. По всем канонам секретарского дела, дверь в кабинет в это время не должна открываться. Но человек просит Ядвигу о помощи (даром, что таких просящих о помощи журналистов даже в самом здании парламента − толпы!), и она решается на подвиг, хотя заранее знает, что дело это безнадежное. Через две минуты она возвращается из кабинета и простодушно сообщает в трубку:

− К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Он не обращает на меня внимания. Это означает, что я должна выйти из кабинета.

Такие вот условные знаки. Далее происходит уж вовсе немыслимое. Видимо, журналист, следуя заветам нашей профессии, продолжает настойчиво уговаривать Ядвигу, и она второй раз отправляется в кабинет. Результат тот же:

− Нет, он не обращает на меня внимания.

У любой московской секретарши все дело заняло бы ровно пять секунд: три разъяренно-презрительных междометия в адрес звонящего, и трубка брошена на рычаг.

На Вильнюс идут танки!

Около половины второго ночи происходит какое-то движение, в приемной оказывается людей больше, чем обычно. Общий разговор, какой-то тревожный. Говорят по-литовски, однако из обрывков русских и английских фраз, сказанных кому-то по телефону, я узнаю: что-то происходит на шоссе Каунас − Вильнюс.

Через некоторое время ко мне подходит Ядвига:

− Я сожалею, что мы так долго заставили вас ждать, но, по-видимому, председатель не сможет вас принять. Дело в том, что со стороны Каунаса к Вильнюсу приближаются танки.

− Как танки?! − меня аж подбрасывает на диване. Дремоту как рукой сняло.

− Да, танки, очень много танков. Жители звонят и сообщают. Кто-то подсчитал даже, что их более восьмидесяти.

Неужели опять танки? Меня охватывает ужас.

− Не надо было этого делать! − невольно вырывается у меня.

− Что делать? − не понимает Ядвига.

− Того, что вы сделали 11 марта. Ведь вы же и так шли к тому, чего вы хотите, − к экономической, политической независимости! Зачем надо было форсировать события?