Так кто же развалил Союз?

Чувствуя, куда дело клонится, все больше стали тревожиться на Западе. Британский министр иностранных дел Дуглас Хэрд заявил, что, если Москва применит военную силу в Прибалтике, «пострадают контакты» между СССР и его страной.

Не думаю, что и это заявление возымело какое-то действие.

Возврат в тридцатые

Стараясь выдержать давление Москвы, три прибалтийские республики действовали все более скоординировано. 12 мая на встрече председателей их парламентов было возобновлено действие документа с весьма непривычным уже для слуха названием − «Декларация о единодушии и сотрудничестве Латвийской Республики, Литовской Республики и Эстонской Республики». Декларация была подписана в Женеве 12 сентября 1934 года. И вот – восстанавливалась. Это был символический акт, говорящий о том, что между тридцатыми годами и текущими, девяностыми, в значительной мере сохраняется преемственность. Ее не может устранить тот временной провал, который последовал за вступлением советских войск на территорию Прибалтики.

Были приняты также обращения к президентам СССР и США и совместное заявление об участии в Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе. Республики Балтии делали заявку на самостоятельное и равноправное участие в международных делах, стремясь тем самым утвердиться в своей независимости.

Ловушка для прибалтийских лидеров

Возможность встречи главных балтийских «смутьянов» с Горбачевым забрезжила в июне. Горбачев решил устроить им что-то вроде ловушки: пригласил 12 июня на зседание Совета Федерации, после которого пообещал поговорить с троими прибалтийскими лидерами отдельно. Ловушка заключалась в том, что если бы эта троица явилась на упомянутое заседание, то всему миру было бы продемонстрировано: видите, «блудные сыновья» одумались и вернулись в лоно советской «семьи единой». Понимая эту опасность, поразмыслив, прибалты все же решили наведаться в Москву. Как вспоминал потом Ландсбергис, отвергать приглашение Горбачева не следовало, поскольку это была первая представившаяся им реальная возможность встретиться с ним (до этого он не желал с ними разговаривать, ставя непременное предварительное условие – отмену актов и деклараций о независимости). Решив поехать в Москву, три прибалтийских лидера договорились, однако, что в зале заседаний они будут лишь «присутствовать», не принимать участия в обсуждении, в общем вести себя как наблюдатели.

Тем не менее Горбачев довольно ловко втянул их в дискуссии, задавая им вопросы о Союзном договоре, о будущем Союза. Ничего хорошего, правда, он не услышал. Лидеры прибалтийских республик дружно отвечали, что они не желают вмешиваться «во внутренние дела Советского Союза». При этом Ландсбергис даже демонстративно остался сидеть, отвечая на вопросы президента, – дескать, он гворит с Горбачевым, «как равный с равным». Другие участники заседания почтительно вставали.

Весьма остро прореагировал Горбачев на произнесенное Ландсбергисом слово «блокада» – «блокада Литвы»:

– Блокада? Какая блокада? Вы должны осторожнее выбирать слова!

К слову «блокада» в Москве старались не прибегать, обходясь благопристойными эвфемизмами – «переход к рыночным ценам», «принятие экономических мер», «частичные ограничения» и т.п.

Слово, что и говорить, неприятное, однако как без него обойтись? Это слово, против которого наигранно протестовал Горбачев, употребляли не только прибалты: Казахстан, Молдавия, Белоруссия, Грузия высказались на заседании именно против блокады, видимо, опасаясь, что эти «рыночные экономические меры» Москва в случае чего может применить и против них.

«Дебаты, целью которых было осуждение Литвы, – вспоминает Ландсбергис, – превратились в укор Кремлю и завершились общим выводом, что блокада Литвы должна быть прекращена. Тут Горбачев промолчал».

После заседания Горбачев, хоть и с неохотой, как бы забыв о своем обещании, все же вынужден был отдельно поговорить с лидерами прибалтийских республик (те-то как раз только и ехали в Москву ради этого разговора).

В статусе этих республик тогда были некоторые различия: Литва, как мы знаем, уже объявила себя независимым государством, принимала самостоятельные решения и за это была наказана блокадой. Эстония и Латвия заявили лишь о «периоде перехода к независимости». Председатель латвийского парламента Горбунов на заседании Совета Федерации сказал даже, что возможна «приостановка осуществления» Декларации о независимости Латвии, – если будут даны гарантии, что латвийский парламент не будет разогнан.

Так что самым «крепким орешком» для Москвы была, конечно, Литва. Ландсбергис упрямо твердил, что решение от 11 марта окончательное, что «ультиматумами и блокадой ничего достичь не удастся, что времена военных и экономических кар закончились». Предложил перейти к нормальным переговорам.