Так любят люди

В глазах застыл страх. Я всегда думал, что это такая дурацкая банальная метафора: как это страх может застыть? Он же не желе…

Оказалось, может. Застывший взгляд, полный ужаса. И — ничего другого в этих глазах.

Когда ей стало лучше, в глазах застыл вопрос. И так бывает, оказывается.

Вопрос был такой: «А ты меня не бросишь?»

К ней страшно было притронуться. Я целовал ее прямо в этот, застывший в глазах, вопрос.

Я не врал. Я знал, что теперь мы всегда будем вместе.

Я не отходил от ее кровати целыми днями — и когда врачи говорили: «Идите домой», и когда сестры гнали, и когда так хотелось спать, что я уже плохо понимал, где сон, а где реальность.

Мне казалось, что с этим миром она теперь связана через меня и чем дальше я отойду от нее, тем слабее будут ниточки, связывающие ее с жизнью. И поэтому я должен быть рядом.

Я уже был взрослый человек, я уже много чего перевидал, в концов концов, у меня уже дочь росла, но впервые в жизни я понял, что любовь — это испытание.

Испытание, которое мне очень нравится.

Когда я расставался с другими, самым обидным было то, что я в них много чего вкладывал. Не денег, а души, эмоций, времени наконец. И это все пропадало. Обидно…

А потом возникала новая, и надо было вкладывать сначала. И оно опять пропадало.

Какое-то бесконечное вкладывание в пустоту…

Никогда и ни в кого я не вкладывал столько, сколько в Юлю. Иногда мне казалось, что я ее просто создаю, делаю ее.

И я был абсолютно, двухсотпроцентно уверен, что это не напрасно, потому что мы — навсегда.

Юлька говорила, что она — моя рука. Но теперь мы просто — одно. Единое такое существо.

Любовь всегда эгоистична. Кто бы там что ни твердил про альтруизм — ерунда это все! Мы любим человека за то, что мы в него вложили. Поэтому любовь к детям — самая сильная, ведь мы ни в кого столько не вкладываем, сколько в них.

Мы любим другого за самого себя — того себя, которого удалось в него вложить.

«Любовь — это открытие мира! Любовь — это познание!»

Ерунда это все!

Завоевание Америки — вот что такое любовь. Приехал с оружием в руках; уничтожил всех лишних, если они были; пригляделся, присмотрел территорию и начал обрабатывать, чтобы на ней жить.

Она поступает так же. Вы не изучаете друг друга, а начинаете вкладывать. И чем больше удалось вложить, тем больше шансов на окончательное завоевание.

Юлька…

Я даже не знал, что могу так слиться с другим человеком. Я был не с ней, я был в ней.

Я знал, что подниму ее на ноги, потому что не она — я лежал, распятый на кровати.

А я не хочу, и, значит, не буду так лежать.

И мы встанем. И мы пойдем. И мы будем жить вместе. И это будет такая счастливая пара, какой еще не видывал мир.

Этот звук исчезнет, испарится, —
Будет жить под сердцем у меня.

Ты — недоозвученная птица —
Улетела, в бывшее маня.

Я хотел услышать. Но не вышло.
Убежал, чтоб не было беды.

Так, бывает, облетает вишня,
Не умея вырастить плоды.

И стою я, как дурак влюбленный,
Испугавшись твоего крыла.

Умирает звук мертворожденный.
Облетает вишня. Отцвела.

Звук растает и плодов не будет.
В сердце моем — прошлого печать.

…До чего ж смешные эти люди:
Так боятся звуки приручать.

Это я написал задолго до того, как с Юлькой началась вся эта фигня. Очень задолго. Когда еще мы жили так хорошо, что было страшно прикоснуться к счастью каждого дня, чтобы не спугнуть.

Я вот думаю: может, поэты не предчувствуют будущее, а приближают? Может, Бог посылает на Землю поэтов, чтобы они создавали жизнь? А кто еще? Пророки и поэты. Да и такая ли уж большая между ними разница? Разве Христос не был поэтом? Может быть, стихи и проповеди — это план жизни? Кто знает…

Впрочем, какой я поэт? Это меня Юлька убедила стихи писать. Я чего-то там пописывал, но стеснялся.

Однажды прочел ей.

Она не выразила никакого восторга или даже радости. Сказала просто:

— А еще есть?

И посмотрела своими глазами.

И я стал писать стихи.

Издавать их никогда не собирался, хотя это копейки стоит.

Нет, вру. Собирался. Хотел Юльке на какой-нибудь круглый день рождения подарить. Назвать «Стихи для Юльки» и подарить.

Слишком долго собирался. Не успел.

И тут позвонил телефон.

Я посмотрел на него, как бы спрашивая:

— Она?

Телефон звонил.

И я понял… Нет, почувствовал ответ:

— Не она…

Надо было протянуть руку и посмотреть на экран. Современные технологии: даже «алло» нет необходимости говорить, чтобы понять, с кем говорить…

Я вздохнул и протянул руку к аппарату.

Юлиана, 38 лет, редактор на телевидении:

— Мне изменяет муж…

Нет, не так.

Муж сказал, что нашел другую женщину и готов к ней уйти. А готов остаться. Как мне будет лучше.