Так мы жили

Виновата ли здесь нелюбовь к сказкам? Думаю, да. Для чего создано это величайшее изобретение человечества – сказки? Наверное, прежде всего для того, чтобы передать новым поколениям уже в детстве, самом нежном, самом восприимчивом возрасте, основные нравственные понятия и чувства, выработанные вековым опытом, передать не в виде голой морали и проповеди, а в прозрачно ясной по смыслу, прелестной и забавной по форме сказке, с помощью которой детям преподносится знание о сложной и противоречивой действительности.

У нас в семье все очень любят сказки. Читаем их по нескольку раз, особенно любимые – и вслух, и про себя, – и играем в сказочных героев, и смотрим сказки по телевизору. Какое же это наслаждение – видеть, как даже самые маленькие сопереживают, сочувствуют героям или негодуют, возмущаются кознями их врагов, учатся понимать, что к чему.

Смотрим и читаем мы, конечно, не только сказки. Множество детских и взрослых книг перечитали мы вслух, то растягивая удовольствие на несколько вечеров, то не отрываясь часа три-четыре подряд, читая все с начала до конца. Так мы, например, читали «Весенние перевертыши» В. Тендрякова, «Не стреляйте в белых лебедей» Б. Васильева – их нельзя было разрывать на части, никак нельзя! Слушают обычно все, даже старшие, хотя содержание для них может быть давно известно.

Я как-то не выдержала (самой любопытно стало) и спросила:

– Вы ведь уже читали, а почему слушаете?

– А знаешь, мам, когда читаешь про себя, получается так быстро, что не успеваешь себе представить в деталях. Сливается все, как при езде на большой скорости. А вслух ты читаешь медленно, и все вокруг приобретает краски и звуки, оживает в воображении – успеваешь и рассмотреть, и поразмышлять.

– Пешеходом-то, выходит, лучше быть? – засмеялась я, удивленная и обрадованная неожиданным открытием сына.

Мы не проводим после чтения никаких «бесед по поводу». Я совершенно не могу задавать вопросов детям с какой-либо воспитательно-дидактической целью – боюсь разрушить цельность впечатлений и чувств. Единственно, на что я отваживаюсь, так это на какие-нибудь реплики по ходу того, что читаем, – иногда просто трудно от них удержаться.

Б. П.: Было время, я скептически относился к сказкам, к художественной литературе, к фильмам, спектаклям. Считал их развлечением, отдыхом, в общем, делом не очень серьезным. Бывает даже, и сейчас не без досады бросаю какое-нибудь дело и иду – по приглашению ребят или мамы – посмотреть что-нибудь по телевизору. А потом говорю: «Спасибо». Действительно, очень это нужно – посидеть рядышком с малышами, прижаться друг к дружке, если страшно; вытереть слезы одним платком, если горько; прыгать и хохотать, обнимая друг друга, если радостно и хорошо.

Л. А.: Такое вот сопереживание и есть один из самых надежных способов ориентации детей в сложном мире человеческих чувств: чему радоваться, когда негодовать, кого жалеть, кем восхищаться – ведь именно этому учатся они у нас, когда мы вместе читаем, вместе смотрим, вместе слушаем что-нибудь. Заодно и собственные взгляды и чувства проверяешь – не устарели ли? Не заржавели ли? Значит, и нам, взрослым, это нужно.

И очень нужно еще одно. Я сама это поняла по-настоящему, когда стала читать ребятам книги Носова, Драгунского, Алексина, Дубова… Они считаются книгами для детей. Для меня было открытием, что эти книги прежде всего для нас, родителей! И для всех, кто имеет хоть какое-то отношение к детям.

Я теперь не могу представить себе, как я понимала бы своих ребят, не зная книги Януша Корчака «Когда я снова стану маленьким», или повести Ричи Достян «Тревога», посвященной людям, позабывшим свое детство, или «Беглеца» Дубова, или «Сережу» Пановой, или удивительные книги о детстве Л. Толстого, Гарина-Михайловского, Аксакова. Писатели словно пытаются достучаться к нашему взрослому сознанию и сердцу: смотрите, слушайте, поймите, оцените, любите Детство! И помогают нам понять детей, а детям – понять взрослых. Вот поэтому я читаю то, что читают мои дети, могу отложить все дела в сторону и прочесть книгу, которую сын читает в третий раз подряд.