Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии

– Он говорит, что не хочет даром тратить силы, – сказал толмач. – Ты и так получил с привесом. Одевайся.

Лицо Гагарина мокро, как после парилки. Он молча оделся и шаткой, неверной поступью побрел с конюшни.

У бочки задержался, зачерпнул горстью воды, умыл лицо, потом припал к бочке и долго пил…

…Сын поджидал его возле комендатуры.

– Папань, сильно они тебя?

– Пугали, и только. Не думай об этом.

– А чего ты шатаешься?

– Вот те раз! Я ж хромой. А ты чего скривился?

– Я ничего… нормально.

– Врешь! Ты же идти не можешь!

– Да это я к тебе приноравливаюсь.

– Избили тебя?.. – ослабевшим голосом спросил Алексей Иванович.

– Юрка! – послышался радостный вопль.

К ним подбежала Настя. Отец с сыном остановились. Девочка с размаху обхватила Юру, тот побледнел от боли и чуть не упал.

– Что с тобой? – спросила Настя.

– Ничего…

– Какой-то ты не такой…

– Ногу подвернул… – небрежно сказал Юра.

Настя чуть подумала и нашла самое верное лекарство для своего друга. Она вынула из кармана комок серого клейкого теста и протянула Юре.

– Что это?

– Пирог с хлебом. Ксения Герасимовна испекла.

– Я сытый, – соврал Юра.

– Возьми на потом. У меня еще есть.

– Тили-тили тесто, жених и невеста!.. – послышалась старая как мир детская дразнилка.

Настя яростно обернулась. Какой-то сопляк в большой взрослой кепке со сломанным козырьком кочевряжился по другую сторону буерака.

– Всыпь ему хорошенько! – попросил Юра – Я бегать не могу.

Настя с воинственным кличем устремилась в погоню, а отец с сыном поспешно заковыляли прочь.

Как из тумана, выросла перед ними старая ветла.

– Знаешь, какое это дерево?.. – каким-то далеким голосом произнес Алексей Иванович.

– При царе Петре посаженное? – тоже издалека отозвался Юра.

– Да нет. Это целебное дерево. Коснись его – и всякую хворь как рукой снимет.

Сошли они с дороги, добрались, шатаясь, до ветлы и прижались к ее шершавому стволу…

Видать, и впрямь сообщилась им целебная сила дерева. Когда явились домой, собиравшая на стол Анна Тимофеевна даже и не заметила, что муж с сыном малость не в себе.

– Садитесь! – сказала она, ставя две жестяные миски на одноногий, грубо сколоченный столик.

Те переглянулись и взяли тарелки в руки.

– Чего же вы не садитесь? – удивилась Анна Тимофеевна.

– Знаешь, мать, – сказал Алексей Иванович, – мы решили принимать пищу по красивому заграничному способу.

– Это еще что такое?

– Как на званых, исключительных приемах, по-нашему – встояк, по-ихнему – а-ля фуршет…

Ночь в землянке. Слабо чадит самодельная коптилка. Юра лежит на животе, задумчиво жуя «пирог с хлебом». Отец постанывает во сне и будто сам себя обрывает. Зоя и Бориска спят тихо. Валентин пытается читать, но плохо видно, и сон клеит ему глаза. Анна Тимофеевна чинит какую-то одежду.

– Мам, – шепотом говорит Юра, – для чего люди женятся?

– Вот те раз! Чтоб детей иметь.

– А вон Нюшка Голикова сроду замужем не была, а у нее двое.

– Больно ты вострый!.. Ну, чтобы всегда вместе быть. И чтобы все пополам – и горе и радость. Заботится друг о дружке, никогда не разлучаться.

– А как женятся?

– Мы с отцом в церкви венчались.

– Нет, без церкви.

– Ну чего пристал? Не знаю я, как нынче окручиваются. Сроду в загсе не была. А мы женились красиво… – сказала она мечтательно, уносясь памятью к далеким дням юности.

На задах деревни, в заброшенном сарае, ставшем на сегодня церковью, Юра и Настя сочетаются браком. На голове Насти – фата из бинта, белая марля увивает ее с головы до пят, означая невестино платье. Венчание производит «священник» Лупачев в ризе из мешковины с огромным желтым крестом на пузе и другим – деревянным – в руке. «Дружка» Фрязин и «сваха» Былинкина держат в руках огарки свечей.

– Согласна ли ты, раба божья Настасья, взять в мужья раба божьего Юрия?

– Ага.

– А ты, раб божий Юрий, согласен ли взять в жены рабу божью Настасью?

– Согласен!

«Священник» подает им проволочные кольца, они надевают их на пальцы друг другу.

– Со святыми упокой!.. – заводит басом Лупачев.

– Очумел? – оборвал его Фрязин. – Ты что, на похоронах?

– А я думал, так положено.

– Поцеловаться они должны, – сказала «сваха».

– Это обязательно? – смущенно спросил Юра.

– Иначе свадьба не считается.

Небольшое замешательство. Молодая оказалась смелее – она стала на цыпочки и чмокнула «суженого» в щеку. Мучительно покраснев, Юра закрыл глаза и наугад клюнул ее в веснушчатый нос.

– Ну вот, – по-взрослому сказала Настя, – теперь дети пойдут…

Матримониальные заботы не мешали главному – борьбе с оккупантами.

По дороге, ведущей из Клушина в Гжатск, мчится мотоцикл. За рулем – человек в кожанке и кожаном шлеме с очками. И вдруг на всем ходу спускает передняя шина, словно рассеченная ножом. Мотоциклист не успевает притормозить и летит через руль в канаву, туда же заваливается и мотоцикл. Вертятся по инерции колеса.

Мотоциклист поднялся, с трудом втащил на дорогу машину. Он поднял на лоб очки – это прыщавый толмач. Горестно осмотрел колесо и обнаружил большой гнутый гвоздь. Сунул гвоздь в карман, погрозил кому-то незримому кулаком и, прихрамывая, поплелся к деревне, волоча за руль мотоцикл.