Наверное, я не запомнил бы ни этой книги, ни этих слов. Но случилось так, что несколько времени погодя мне пришлось поехать к отцу на службу. Час был вечерний. Окна кабинета зашторены. Гость отца что-то рассказывал негромким приятным голосом. Перед ним стояла деревянная коробка из-под сигар с красно-золотой короной на крышке. Он вынул из кармана пиджака электрическую лампу фиолетового цвета и ввернул ее под абажур. Откинул крышку коробки. Там на черном сукне лежали не сигары, а стеклянные запаянные пробирки. А в них песок зеленого цвета. Свет погас. В темноте тускло засветилась фиолетовая лампа. И тотчас на столе вспыхнуло «северное сияние». Оно переливалось всеми цветами радуги — синий, зеленый, оранжевый, желтый, красный. Свет исходил из пробирок.
Создателем «сияния» был Сергей Иванович Вавилов.
В то время он увлекался люминофорами. Отец мой по мере возможности помогал ему продвигать это дело в жизнь, в производство.
Я не удержался тогда и спросил:
— А Николай Иванович Вавилов — ваш брат?
Сергей Иванович очень внимательно посмотрел на меня и молча кивнул головой.
— Я читал одну книгу. Он ведь был знаменитым путешественником?
— Не только… — Сергей Иванович захлопнул свою коробку.
Много позднее я узнал, насколько обширнее и ярче послужной список Николая Ивановича. Президентом Географического общества он стал, когда за плечами было уже немало блистательных деяний на поприще науки. Вавилов был основателем и первым директором ВИРа — Всесоюзного института растениеводства. Он был одним из основателей и первым президентом Всесоюзной сельскохозяйственной академии имени Ленина. Он был основателем и первым директором Института генетики Академии наук СССР.
Более всего своим Н. Вавилова считают генетики. Это понятно. Как никто другой, Николай Иванович сделал много для генетики в нашей стране, организуя широкий фронт исследований в этой области и используя данные генетики для выяснения общих закономерностей биологии. Вавилов был биологом широкого профиля. XX век знает не так уж много ученых, которые имели бы достаточное право в своей анкете, в графе «специальность» поставить два слова «общая биология». Эта специальность появилась где-то на переломе науки, примерно в начале двадцатых годов, когда Н. К. Кольцов начал читать в Московском университете курс общей биологии. Но дело не в названии, не в форме (хотя и в форме тоже), а в существе науки, которая претерпевала глубокие качественные изменения.
Биологом еще в начале XIX века мог назвать себя, пожалуй, каждый ученый, который изучал проявления жизни. Но потом началась все убыстряющаяся специализация. Наука шла вглубь, вникала в детали дела. Биология разветвлялась. Морфология. Цитология. Физиология. Бактериология. Фитопатология. Генетика. Биохимия… На каком-то этапе — биометрия.
Каждая из этих наук брала только один пласт жизни, не особенно вникая в то, что делают коллеги справа и слева. Но огромное количество фактов, накопленных каждой из наук, готовило качественный скачок в общей биологии, в познании человеком
Обобщить сумму фактов должны были не узкие специалисты в какой-то отрасли, а ученые широкого профиля. Это не значит, конечно, что они должны были заниматься «верхами» наук. Напротив, глубокое знание одного-двух узких направлений помогало им подняться до крупных обобщений и выдвинуть серьезные прогнозы, чтоб наметить новые пути вперед.
Вот тогда-то классическая биология, обогащенная достижениями новых наук, и передвинулась на более высокий уровень.
Отбиваясь однажды от нападок своих оппонентов, Николай Иванович сказал о своей работе очень точно и очень достойно:
— Есть закон усложнения. Такую закономерность я подхватил и от нее отказаться не могу, ибо это есть факт. Но она не одна, ибо есть наряду с ней — по многим комплексным физиологическим и количественным признакам — и обратный процесс. Я изучал, экспериментировал в этой области больше, чем кто-либо, и материал весь генетически изучил. И не случайно именно с генетикой у меня такой контакт, хотя я сам растениевод. Я патолог растений прежде всего.
Итак, воспользуемся самохарактеристикой Н. И. Вавилова. Растениевод, пользующийся инструментарием генетики, и патолог. Забегая вперед, сделаем некоторые предварительные выводы.
Именно углубление в фитопатологию — сравнительно молодую науку о болезнях растений — помогло Вавилову постичь некоторые общие закономерности биологии.
Но, изучая отклонения в жизни растений, ученый не мог не задавать себе вопроса: а как они возникают? Чтобы установить происхождение болезней: указать, почему у одного сорта пшеницы есть иммунитет к ржавчине, а у других нет, как и почему передаются, наследуются недуги и жизнестойкость, — Вавилов должен был обратиться к данным бурно развивавшейся молодой генетики — науки о наследственности. И тут он получил выводы, которые позволили ему новыми глазами — так сказать, и в ширину и в глубину — взглянуть на растениеводство, свою основную специальность.